Король Драконов: сильнее смерти

Зима все не наступала.

Днем притихшее королевство заботливый Декабрь укутывал в снежную шубку. Щедро сыпал он пушистых снежинок на крыши, выбеливая красную глиняную черепицу; ветрами разносил колкие снежные иглы по улицам, заставлял веселым роем плясать перед золотыми окнами, загорающимися вечером. Натирал добела загорающиеся первые звезды.

К ночи разыгрывалась настоящая вьюжная метель, поющая тонким голосом в бархатном синем небе над городом, танцующая, кружащаяся беспечно вокруг шпилей,

перепрыгивающая с башенки на башенку. Она хвасталась своей новой пышной юбкой, крутила резные флюгера и хлопала бьющимися на ветру королевскими флагами.

Метель тонкими пальцами щелкала по колоколам на самой высокой королевской башне, и они переговаривались оживленными звонкими голосами, порядком продрогнув. Остро пахло морозом и холодной свежестью, как пахнут лед и снег в самую лютую стужу. Река, огибающая крепостные стены города, белела, неся в своих угольно—черных водах мокрый снег и тонкие пластинки льда, позванивающие, как серебряные серьги в ушах Королевы—Зимы.

Люди в домах подкидывали в жарко пылающий очаг поленце—другое, чтобы согреться, и с надеждой поглядывали в окно, щедро изрисованное хрустальными прекрасными узорами.

– Ну, пришла зима! – говорила раскрасневшаяся хозяйка, вытаскивая из жаркой печи пироги. – Завтра надену новую шубку, и сапоги, которые на ярмарке купила…

Но к утру мороз стихал, и метель, оттанцевав свое, уносилась прочь, вслед за укатывающейся с небосвода золотой луной. Рассыпанные ветрами снежинки быстро таяли, с красных черепичных крыш капало, сосульки тонкими хрустальными нитями свисали с мокрых подоконников, до самой оттаявшей земли роняя прозрачный бисер капели, а воздух наполнялся осенним запахом мокрых ветвей, черных гниющих листьев, плотным ковром лежащих под деревьями.

Белый искристый снег превращался на тротуарах в серую грязную кашу, хлюпающую под ногами, и город снова становился унылым и скучным.

Казалось бы – пустяк, мелочь, ерунда. Обычная борьба рыжей кудрявой Осени, не сдающейся под напором седой суровой Зимы, чьи долгие косы расчесывал холодный ветер. Быть может, это противостояние затянулось немного дольше обычного, что в том такого? Стоит ли эта поздняя капель пристального внимания самого Короля? Наверное, нет, подумает любой. Есть дела поважнее, чем слякоть на улицах столицы.

И все было бы так, если бы не одно «но»: каждую ночь Большие Королевские Часы на самой высокой башне, Часы, которым было без малого пять сотен лет, Часы, которые были точны и служили королевству верой и правдой, никогда не ломаясь и не требуя особой заботы, отставали ровно на пять минут.

Пели петухи, возвещая рассвет, гремели медными звонками будильники у министров и главных волшебников, и лишь потом, словно разбуженные звонкими трелями часов, слившимися воедино, начинали бить Большие Часы, чуть хрипловато и капельку поспешно.

Над академией Алмазного Сердца зима как будто попыталась закрепиться. На крышах учебных зданий лежали, не тая, пышные шапки снега, лес вокруг академии тоже утопал в снегах, голые деревья тянули черные ветви к хмурому небу.

По ночам бураны пели свои таинственные песни, выстуживая воду в озере у лесной опушки, покрывая ее тонкой корочкой прозрачного льда. Казалось, что магистр Аргент каким—то непостижимым образом договорился с капризной погодой, и Осень отступила от его владений, побежденная его магией, отогнанная от стен академии его черным узким мечом.

Этой зимой Аргент просыпался раньше Уны, и каждый рассвет он встречал на балконе, прислушиваясь к далеким звукам просыпающегося города. Он терпеливо ждал, продрогнув от осенней липкой сырости, поглядывая на циферблат своих карманных часов, которые носил на длинной серебряной цепочке, и каждый раз Королевские Часы где—то вдалеке начинали бить, опаздывая ровно на пять минут, как только секундная стрелка касалась цифры двенадцать.

Аргент лишь качал черноволосой головой, пряча часы в карман. Брови его сходились на переносье, в синих глазах светилась тревога, еще более глубокая и сильная, и Уна, прячущаяся под теплым одеялом, наблюдающая за магистром, очень захотела поцелуями разгладить морщину, залегшую на его гладком лбу, стереть лаской тень тяжелой заботы, отражающейся в его глазах.

– Снова? – тихонько спросила она, едва только Аргент из слякотного серого утра вернулся в уютное тепло комнаты и закрыл за собой створки застекленных дверей, отрезая холодный поток воздуха, льющийся через перила на балкон и дальше, в жарко натопленную комнату.

– Да, – ответил Аргент тревожно и снова покачал головой. – Это очень, очень нехороший знак.

Уна уже знала, почему.

Теперь она понимала, отчего когда—то давно отец так разозлился, когда они с братьями тронули семейные Часы. Вероятно, их необдуманный поступок и послужил причиной несчастий, постигших семью. Часы, служившие семье из века в век, не просто отмеряли минуты, секунды и часы – они вели строгий учет жизни семьи. Все должно было происходить в свой срок и час.

Припомнив об этом, Уна горестно вздохнула, жалея отца и братьев, которые поплатились сильнее нее. Но если бы не это, встретила бы она Аргента? Нет, наверное. За все надо платить; и, теряя что—то одно, всегда обретаешь что—то другое. Ее цена была таковой…

Королевские Часы отмеряли время всему королевству. И каждую ночь кто—то словно останавливал привычное течение жизни на целых пять минут. Оттого—то осень все никак не могла уйти… Интересно, кто управлял часами? И что он хотел выгадать для себя, отнимая время всего королевства?

– Его Величество Алый Король прибудет сегодня в академию, – произнес Аргент, жестом руки подзывая свою алмазную броню. Она черной блестящей змей скользнула по полу, обвила его тело, маленькими пластинками укладываясь привычно на грудь, складываясь черными перчатками на длинных чутких пальцах магистра. Привычным жестом он оправил острые лепестки воротника, отбросил складки алмазного, сухо шелестящего плаща, и воздух вокруг его черноволосой головы наполнился сверкающими черными звездами мелкой алмазной крошки.