Король гордости
Шрифт:
Быть снова рядом с Изабеллой стоило того, чтобы выдержать любую жестокую погоду.
Я должен был бы поблагодарить Клариссу позже. Я рассказал ей, что случилось с Изабеллой по дороге в бар, главным образом потому, что она была единственной непредвзятой стороной, с которой я мог поговорить о ситуации, и я ни на секунду не верил, что она ушла, потому что была больна.
Встреча с Изабеллой сегодня вечером была удачей, и я не собирался тратить ее впустую.
— Итак, когда именно состоится новое голосование? — Спросила Изабелла, искоса
— Завтра. — Я засунул руки поглубже в карманы, чтобы удержаться от прикосновения к ней. Ее щеки раскраснелись, волосы растрепались от ветра, а подводка для глаз размазалась где-то между перекладиной и бриджем, придавая ей восхитительный вид енота.
И она выглядела так чертовски красиво, что мое сердце остановилось на секунду, ровно на столько, чтобы убедиться, что каждый удар принадлежит ей.
Изабелла остановилась как вкопанная.
— Завтра? Завтра, завтра?
— Да. — Улыбка озарила мой рот, когда я увидел ее широко раскрытые глаза. — Завтра, завтра. Как в пятницу. День "Д". Называй это как хочешь.
Последние две недели были настоящим ураганом. Рассел был официально уволен и находился под уголовным расследованием за свою деятельность. Большинство подвергшихся шантажу членов совета директоров подали в отставку, что спровоцировало экстренное собрание акционеров для избрания им на замену. Young Corporation и Black&Co были втянуты в неприятную юридическую борьбу по полудюжине направлений. Это был беспорядок, но чем скорее мы с ним разберемся, тем скорее сможем двигаться дальше.
Хаос способствует хорошему бизнесу только тогда, когда в нем участвуют другие люди, а не наши собственные.
— Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен обеспечивать голоса и заниматься другими ...предварительными отборами? — Порыв ветра унес вопрос Изабеллы в воздух.
— На данный момент я больше ничего не могу сделать. — На этот раз я отнесся к голосованию на удивление спокойно. Это были первоначальные кандидаты, за вычетом Рассела—Тобиаса (который вернулся в гонку), Лоры, Пакстон и меня. Я был уверен в своих шансах, но четверть членов правления были новичками, и я не знал, в какую сторону они склоняются.
Однако за последние две недели я обнаружил, что потеря должности генерального директора не самое худшее, что могло со мной случиться.
Потеря Изабеллы была, и это уже произошло.
Знакомая боль пронзила мою грудь. Быть так близко к ней, не прикасаясь к ней, было пыткой, но, по крайней мере, она была здесь, во плоти, вместо того, чтобы преследовать мои мысли.
— Мы можем продолжить обсуждение голосования, но я предполагаю, что ты пригласила меня сюда не для того, чтобы говорить о работе, — сказал я.
Ее горло дернулось с видимым усилием сглотнуть.
Наш последний разговор закружился вокруг нас, унося нашу светскую беседу и оставляя после себя свежие раны и разбитые сердца.
Мы не подходим друг
Это было весело, пока это продолжалось…
Пожалуйста, просто уходи.
Даже сейчас, недели спустя, воспоминание о ее словах ударило меня в грудь с безудержной жестокостью.
— Не знаю, зачем я пригласила тебя сюда. — Глаза Изабеллы опустились. — Но я... когда я увидела тебя, я...
Боль распространилась по моему горлу.
— Я знаю, — тихо сказал я. — Я тоже скучаю по тебе, любимая.
Тихий всхлип разорвал воздух, и когда она подняла голову, мое сердце слегка дрогнуло от слез, окрасивших ее щеки.
— Мне жаль, — прошептала Изабелла. — Той ночью я не хотела ... Я... — Ее предложение прервалось очередным икающим всхлипом.
Этот звук пронзил меня, как пуля, и я бы отказался от чего угодно-от своего титула, от своей компании, от всего своего наследия, — если бы это означало, что я мог облегчить ее боль хотя бы на одну минуту.
— Шшш. Все в порядке. — Я заключил ее в свои объятия, в то время как она уткнулась лицом мне в грудь, ее плечи дрожали. Она всегда казалась больше, чем жизнь, с ее раскованным смехом и яркой индивидуальностью, но в тот момент она почувствовала себя такой маленькой и уязвимой, что острая боль скрутила мне живот.
Я молил Бога, чтобы никто никогда не узнал о власти, которую имела надо мной эта женщина, иначе мне пришел бы конец.
В ту ночь, когда я вышел из ее квартиры, я утопил свои печали в виски и проклял каждого человека, который приложил руку к нашей встрече. Паркеру из Вальгаллы за то, что нанял ее, Данте и Вивиан за то, что всегда загоняли меня в одну комнату с ней, ее чертовым родителям за то, что они ее родили. Если бы не они, я бы не встретил Изабеллу, и у меня в груди не было бы дыры размером с Юпитер.
Я проигрывал, переигрывал и препарировал каждую секунду наших отношений, пока воспоминания не вытекли из меня, и я был пуст. И когда все это ушло — гнев, обида, боль, — единственное, что осталось, было темное, зияющее оцепенение.
Я не винил Изабеллу за то, что она сделала. Больше нет. Прошедший месяц тяжело сказался на нас обоих, и она была не в себе после своего визита домой. Единственное, что я ненавидел больше, чем разлуку с ней, было осознание того, как плохо она себя оценивала. Она понятия не имела, насколько она невероятна, и это убивало меня.
Я прижался головой к ее макушке и крепче обнял ее, когда на нас обрушился еще один ледяной порыв. Мост опустел; мы были единственными людьми, достаточно храбрыми или глупыми, чтобы оставаться здесь, пока температура падала.
Окруженный водой, с далекими огнями Манхэттена с одной стороны и Бруклина с другой, в воздухе царила тишина, если не считать тихих всхлипываний Изабеллы и свистящих завываний ветра, у меня было жуткое чувство, что мы были единственными людьми, оставшимися в мире.