Король и спасительница
Шрифт:
— Почему?!
— А зачем мне это было делать?
— Ты ведь мог его спасти! Тебе это ничего не стоило!!!
— Я много чего могу, Соня, но ты не просила меня его спасать.
У меня глаза полезли на лоб.
— Как… как я могла тебя просить, — начала я, заикаясь, — когда меня там и не было?
— Совершенно верно, тебя там не было, — подтвердил король и умолк, будто эта фраза решила все проблемы.
— Ты что хочешь сказать, а?! Что ты нормально относишься к людям только при мне?!
— Да, ты правильно меня поняла, — согласился Лид, величаво наклоняя голову. Я уже заметила, что чем
— То есть без меня… Даже если бы он насмерть разбился… Ты бы…
— Мне нет дела до здешних простолюдинов.
— А если бы я там была, ты бы его спас?!
— Скорее всего, да. Я знаю, что ты сочувственно относишься к своим простолюдинам, и такие мои действия тебе понравились бы.
Я вдруг прямо физически почувствовала, как у меня на голове появляются седые волосы. Превращение стоящего напротив меня Лида из практически родного человека обратно в бездушное средневековое чудище повергло меня в ужас.
— Господи, какой же ты расчетливый и предусмотрительный, — сказала я с омерзением, — и ведь даже не стесняешься.
— Почему я должен стесняться? — удивился король.
Вот чертов инопланетянин! Опять все сначала! А я-то думала…
— Потому что такое поведение — это жуткое лицемерие! — закричала на него я. — И лучше бы ты сразу сказал, что тебе плевать на всех, это было бы честнее, чем плевать выборочно!!!
— Тьфу ты, Соня, мне не плевать на всех! — парадоксально выразился король, тоже повышая голос. — Мне не плевать на тебя, поэтому я стараюсь вести себя так, чтобы ты была довольна. Что для этого делать, я знал. А сейчас ты снова противоречишь сама себе и меняешь условия!
— Где это я противоречу?
Лид глубоко вздохнул.
— Когда ты только меня расколдовала, мы договорились о том, что я не буду заколдовывать твоих простолюдинов смертельным колдовством и не буду с ними разговаривать. Я помню, что обещал. Разве я это хотя бы один раз нарушил по своей воле?
— Ну нет, — буркнула я, глядя в землю.
— Вот именно, — продолжил отчитывать меня омерзительный король. — А ты почему-то разозлилась, когда я превратил в животное ребенка твоих родственников, хотя это далеко не смертельное колдовство. Еще ты злилась, что я не разговариваю с простолюдинами, хотя сама просила с ними не разговаривать. Поскольку другого выхода не было, мне пришлось самому свое обещание и нарушить, начать говорить, тогда ты почему-то успокоилась… Теперь ты злишься из-за того, что я не спас какого-то простолюдинского ребенка, который имел глупость заниматься тем, что он не умеет. Ты не предупреждала меня, что нужно спасать всех простолюдинов от их глупостей, да еще и в твое отсутствие.
— Господи, я не знала, что об этом нужно предупреждать! — чуть не плача, сказала я. — Я даже об этом не задумывалась! Это же естественно: помочь человеку!
— То, что для тебя естественно, для меня далеко не очевидно, — отрезал Лид. — С твоей точки зрения это, как ты говоришь, человек, а с моей — простолюдин, да еще и чужой. Чтобы ты лучше поняла, для меня это все равно, что никто. Если о сохранности простолюдинов своего мира мы еще можем заботиться, поскольку это наша, так сказать, вотчина… Но
— Но тут ведь жизнь не устроена… А если бы он погиб… — прошептала я. Лид по своей королевской привычке вскинул голову, в его ответном голосе прозвучали стальные нотки:
— Соня, я давно понял, что ты хотела сказать. Ты опять имела в виду ваше сострадание и так далее. Разве для тебя до сих пор не очевидно, что я этого не имею? Я, конечно, подлаживаюсь под твое восприятие, чтобы порадовать тебя, но это не значит, что я превратился в здешнего плебея. Ты моя спасительница, я чту тебя за это, но я сразу видел, что ты другая и твое восприятие мира не такое, как у меня. Если бы я так же, как ты, проявлял возмущение криками по поводу каждого нашего несходства, я бы давно остался без голоса. Ты не во всем соответствуешь тому, чего можно ожидать от высокородной дамы, вряд ли это можно изменить, поэтому я просто старался подлаживаться под тебя. Но ты, по-моему, принимаешь меня за кого-то другого, — вдруг повторил он слова Натки. — Я и не плебей, и не из этого мира, и такое поведение, какое тебе привычно, для меня неестественно. Я слежу за собой при тебе, но в другие моменты я все равно буду поступать так, как считаю правильным я сам.
— То есть не помочь ребенку это очень благородно, правильно и достойно короля? — поинтересовалась я нехотя, еле ворочая языком от понимания бесполезности наших прений.
— Что такое «правильно», я вообще не представляю, — отозвался Лид холодно. — Благородный я по происхождению, и никогда не слышал, чтобы благородные манипулировали словами типа «правильно» или «верно». Скорее «должно-не должно». И заниматься мелочами действительно недостойно короля. По крайней мере, я не вижу в этом никакого смысла. Тебя же, чтобы хотя бы ты порадовалась спасению, с нами не было.
— Не было, а я все равно узнала. Видишь?
— Вижу. Мне часто трудно предсказывать твои реакции, они для меня нелогичны. Это просто очередной случай.
— Действительно, — тихо согласилась я и продолжила сдавленным голосом: — Только не очередной, а пусть будет последний… Вход в твой мир отсюда близко, так что уходи, пожалуйста, к себе. Я тебя и правда принимала не за того, а с тобой настоящим я никогда не договорюсь. Меня от такого поведения с души воротит.
— Хорошо, если ты мне приказываешь, я уйду, — голос Лида, в отличие от моего, был не сдавленным, а вполне спокойным: либо его королевское величество так хорошо умело владеть собой, либо тоже понимало, что лучше завершить наше общение именно сейчас.
— Только жителей своих не заколдовывай. Помнишь, ты обещал, — буркнула я мрачно.
Лид посмотрел на меня. Взгляд его был прямым, но непроницаемым и прохладным, как у Снежной королевы мужского пола: никаких тебе бездомных собак. Впрочем, может, я сама себе это бездомно-собачье выражение и придумала, как и остальные человеческие черты короля?
— Что я-то обещал, я всегда помню, — произнес он значительно. — И заколдовывать жителей моего мира за то, что они когда-то заколдовали меня, я не буду… — он чуть приподнял правую руку, на которой еще были видны слабые следы ожога, и сразу же опустил ее.