Король и Злой Горбун
Шрифт:
– А тебе его биография нужна?
– Очень! Вокруг нашей программы происходят события, которым нет объяснения. Это как в случае с НЛО – видеть видят, а что к чему – загадка.
– Хочешь, поговорим откровенно?
– А до этого мы говорили не откровенно?
– Женя, прекрати! – поморщился Касаткин. – Ты прекрасно понял, о чем я говорю.
Он сдвинул стопку папок в сторону, и теперь между нами ничего не было – лицом к лицу, так сказать.
– Бывают истории, которые чем быстрее закончатся, тем лучше. И о них лучше поскорее забыть.
Касаткин говорил с уверенностью человека,
– Этим делом занимается прокуратура. Ничего они не найдут, конечно.
Я возмущенно воззрился на Касаткина, но тот спокойно подтвердил:
– Да, да, Женя, ничего они не раскопают. Об эффективности нашей правоохранительной системы можно было рассказывать сказки раньше, когда информация дозировалась, а как газетчикам позволили писать правду, тут-то и открылось, что наши доблестные защитники порядка могут только бытовые преступления раскрывать, когда человека убивают в пьяной ссоре и убийца даже не пытается скрыться с места преступления, а ложится в соседней комнате и засыпает, мертвецки пьяный.
Зазвонил телефон, но Касаткин только приподнял и тут же снова опустил трубку на рычаг.
– А мы имеем не заурядную бытовуху, Женя, а заказное убийство. Процент раскрываемости, по статистике, нулевой. Пройдет немного времени, дело положат под сукно, и все забудется. Гончарова этого, конечно, жалко, но его ведь уже не вернешь.
– Вам, значит, удобнее, чтобы вот так – под сукно?
– Да, – ответил Касаткин, глядя мне в глаза ясным взором уверенного в собственной правоте человека. – Жизнь продолжается, в этой жизни много забот и проблем, и если хотя бы одной проблемой становится меньше – это какое-никакое, а все таки облегчение.
Он думал, что все в этой истории уже позади и о ней надо забыть как можно скорее. Но мне все представлялось иначе.
– У меня стопроцентная уверенность в том, что Гончарова убили боголюбовские люди, – сказал я. – Но после смерти Боголюбова история не закрыта.
Касаткин посмотрел на меня с нескрываемым интересом.
– История не закрыта, – повторил я. – И если ее положить под сукно, как вы говорите, как бы не пришлось вскорости снова из-под сукна извлекать по какой-нибудь печальной причине.
– У нас действительно пошел откровенный разговор, – оценил Касаткин. – Что ж, очень хорошо.
Он поднялся из-за стола и отошел к окну. Стоял, вглядываясь в бегущие по небу облака, думал. Наверное, прикидывал, как бы половчее подступиться к интересующей его теме.
– Я слышал, ты встречаешься с этими ребятами.
– С какими ребятами? – не понял я.
– Из «Стар ТВ».
Я, конечно, и не скрывал этих контактов, но все-таки осведомленность Касаткина меня удивила.
– Случалось, – подтвердил я.
– И именно поэтому ты утверждаешь, что история еще не закончена?
Касаткин не обернулся, но по его интонации я догадался, что для него очень важен мой ответ на этот вопрос.
– И поэтому тоже, – сказал я.
– Ты связан со всем этим?
– С чем?
– С тем, что происходит.
С убийством Гончарова, понял я. С убийством Боголюбова. Со странным происшествием на Ленинградском проспекте.
– Связан, – сказал я, и Касаткин резко обернулся. – Связан
– Зачем?
– Чтобы уцелеть. Знать – это предвидеть.
Касаткин долго смотрел на меня. Оценивал, насколько я искренен.
– Я тебе верю, – кивнул наконец.
Вернулся к столу, но не сел в кресло, остался стоять, возвышаясь надо мной.
– И все-таки – что у тебя с этими ребятами из «Стар ТВ»?
– Они ищут дружбы, Николай Вадимович.
– С тобой?
– Со мной, а через меня и с вами. Предчувствуют скорые сложности для себя и пытаются сыграть на опережение.
– Что предлагают?
– Место в прайм-тайм для моей программы. А в более широком смысле – дружбу на взаимовыгодных условиях.
– Чего просят взамен?
– Хотят, чтобы не было кардинальных изменений в сетке вещания.
– Почему обращаются именно к тебе?
– Наслышаны о моем продюсерстве.
Касаткин кивнул, давая понять, что теперь картина происходящего ему ясна. Опустился в кресло, поправил пиджак, как будто хотел из него выйти.
– «Стар ТВ» мертва. Через два, максимум через три месяца об этой компании никто уже и не вспомнит. Эфирная сетка будет перекроена в самое ближайшее время, и никакой «Стар ТВ» там не будет.
Неспроста были произнесены такие слова. Я понял это уже в следующую минуту, когда Касаткин выложил на полированную поверхность стола ключ от дверного замка.
– Так что давай работай, Женя. Дел у нас много. Это ключ от огольцовского кабинета. Ты мне нужен. Вместе мы свернем горы.
Это был символический жест – с ключом. Касаткин дал понять, что считает меня своим союзником и, хотя не знает доподлинно, что там у меня с ребятами из «Стар ТВ», уверен, что за его спиной интриговать я не буду и мы, объединив усилия, завершим начатое. Начатое им, Касаткиным. И опять я подумал, как мастерски использовал Касаткин сложившуюся ситуацию. Или кто-то помог ему эту ситуацию создать?
– А с Гончаровым, значит, не поможете?
Касаткин отрицательно качнул головой.
– Жаль, – вздохнул я и поднялся.
Ключ остался лежать на столе. Касаткин не попытался мне о нем напомнить, но я заметил, как он нахмурился.
48
Если у вас рост метр восемьдесят и больше, если начиная с самой школы за вами табунами ходили тренеры баскетбольных команд, мечтая завлечь вас в мир большого спорта, если, наконец, вам никогда не приходилось надевать туфли на высоком каблуке с единственной целью – чтобы только сравняться с девушкой, предметом ваших обожаний, вам никогда в таком случае не понять терзаний низкорослого человека. Половина комплексов – оттуда. Из детства, где на физкультуре мальчишка замыкал шеренгу. Из ситуаций, когда больше отмечают высоких, – например, девушки. Из случаев, когда высокий часто оказывается более прав, чем низкорослый, – почти в любой стычке.