Король-колдун
Шрифт:
— Ну почему сейчас? — простонал он.
Ни один король Кайта не оказывался лицом к лицу с подобной бедой — целой армией колдунов, которые собирались отнять у него королевство, и необъяснимым поведением корбалов. Кайт знавал войны и прежде, но ни одна война не была такой — с подавляющим преимуществом с одной стороны и полной неспособностью к обороне с другой. Вздох донесся из самых глубин его души, король вдруг ощутил, что совершенно не представляет, что должен делать в этой ситуации, возникшей в самом начале его правления. Он мог только гадать, чем заслужил такое.
Дарэк внимательно оглядел рубиновый перстень
Что предпринял бы в этой ситуации Кельвин?
Дарэк нахмурился, сжав кулаки. Он прекрасно знал, что сделал бы его возлюбленный отец. Позволил бы мерзким колдунам захватить трон.
А они непременно попытаются сделать это, — подумал Дарэк. — Вопрос времени.
Но может быть, они не стали бы этого делать, — зазвучал голос из самых глубин его сознания, — если бы ты сначала проявил к ним хоть немного милосердия.
Мрачное выражение на лице короля сменилось озадаченностью. Несмотря на радикальные идеи отца сделать лорнгельдов равноправными гражданами Кайта, люди любили короля. Во всем этом не было ни капли смысла.
— Может быть, Господь проверяет крепость нашей веры, — предположил Люкин, обеспокоенный угрюмым молчанием короля, — и если мы сможем нанести поражение колдунам, то одержим победу более славную, чем все победы в истории Кайта.
Дарэк раздраженно всплеснул руками.
— Нанести поражение, но как?
— Не знаю. Я буду усердно молиться. Не бойтесь, ваше величество. Я верю, Бог ниспошлет нам решение.
Дарэк потянулся со своего кресла мимо швейной корзинки королевы, пытаясь достать до шахматной доски — свадебного подарка короля Кельвина. Белые и черные фигуры, покрытые пылью, по-прежнему занимали свои позиции — Сесил не касалась шахмат с тех пор, как последний раз играла в них с Атайей. Кажется, целая жизнь миновала с тех пор. Дарэк поднял фигурку белой королевы и внимательно изучал ее. Черты лица королевы были холодны и безжизненны, глаза не светились любовью.
— Оставь меня, Джон. Мне нужно самому поразмыслить обо всем.
Полы мантии Люкина мягко прошелестели по ковру.
— Ваше величество, может быть, вам лучше подумать об этом где-нибудь в другом месте? — Странным образом в голосе архиепископа наряду с учтивостью слышалось осуждение. — Не стоит сидеть здесь, в покоях королевы, словно неудачливый соискатель руки и сердца. Тем более что еще остаются подозрения в том, что королева замешана в заговоре Атайи…
— Довольно, Джон! Снова ты отчитываешь меня, словно малое дитя, теперь уже под видом мудрого совета. Сесил оставила меня около двух лет назад, и я не могу иногда не думать о ней. Она — мать моих детей, и я… — он остановился, словно в последний миг передумал говорить то, что уже готово было сорваться с языка, — я сожалею об ее отсутствии. — Он пренебрежительно оглядел мантию Люкина. — Вряд ли ты поймешь меня.
Архиепископ надулся от такого двусмысленного оскорбления, но благоразумно не стал возражать королю, пребывающему в столь мрачном расположении духа. Только трепетание ноздрей да слегка поджатая челюсть выдавали его недовольство.
— Прикажите капитану Парру послать два эскадрона
Люкин одобрительно кивнул, не видя ничего предосудительного в стрелах, направленных в спину, когда речь идет о созданиях дьявола.
— А если они потерпят поражение? — спросил он, в глубине души уверенный в том, что так и случится.
— Если они потерпят поражение, — резко ответил король, оскалив зубы, как загнанный зверь, — тогда, черт побери, нам остается только надеяться, что Бог услышит ваши молитвы. Ибо я не вижу другой возможности.
Люкин безмолвно склонил голову, выражая уверенность в том, что в свое время Господь воздаст своим слугам по их молитвам, и с величественным видом удалился из комнаты.
Наконец-то оставшись в одиночестве, король Кайта подошел к окну и выглянул наружу, наблюдая за летней суетой Делфархама. Повозки, груженные съестными припасами, громыхали сквозь серебристую завесу дождя, пелена покрывала торговцев, превозносящих достоинства своих товаров, глашатаи выкрикивали новости, а колокола собора Святого Адриэля отбивали часы. Город жил своей обыденной жизнью, не ведая о той грозе, что собиралась на западе. И даже если люди узнали бы о ней, они верили, что у них есть король, который должен их защитить. Дарэк поклялся в этом во время коронации в обмен на традиционную клятву верности своих вассалов.
Впервые король осознал, что не так-то легко будет сдержать клятву.
Невозможно поверить, внезапно подумал Дарэк, но неужели Атайя теперь уже не главный его враг?
Он налил стакан вина, чтобы успокоить нервы, но желудок отверг первый же глоток, и король поспешно выплюнул вино в носовой платок. Красное вино казалось кровью на снежно-белом полотне, и Дарэк в страхе и отвращении быстро спрятал платок. Боже, он взволнован гораздо сильнее, чем мог позволить себе.
Он повернулся, собираясь покинуть покои королевы, прихватив тряпичных кукол, которых Сесил просила отослать. После обеда он пошлет курьера в Рэйку. У дверей Дарэк вгляделся в тряпичные лица любимых кукол сына, и страшная правда его положения внезапно потрясла короля, словно удар в живот, выворачивая внутренности наизнанку сильнее, чем глоток вина, который он пытался сделать ранее. Корбалы были защитой его королевства… его единственной защитой. А без них лорнгельды, придут ли они из Кайта или с Саре, отнимут у него королевство гораздо проще, чем взрослый вырвет тряпичную куклу из слабых рук ребенка.
Глава 7
— Убери его! — вскричала Атайя, прижав ладони к вискам, словно для того, чтобы не дать голове расколоться, а мозгу вытечь на колени. Корбал выиграл эту битву, и Атайя уступила его силе так легко, словно боролась на руках с Ранальфом. — Кровь Господня! — простонала принцесса, крепко зажмурив глаза, чтобы уменьшить боль. — Я чувствовала себя так, словно кто-то раскроил мою голову добела раскаленным топором.
Кейл завернул корбал размером с желудь в кожаный кисет, сочувствующее выражение странно смотрелось на грубом солдатском лице.