Король-колдун
Шрифт:
— Кайт был объединен совсем недавно, но Мудрец острова Саре вновь пытается разделить нас. Я считаю, что мы не должны допустить этого, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы отразить его нападение, каждый должен встать на защиту Кайта!
Король напомнил собравшимся о пугающе быстром продвижении Мудреца от Эристона до Килфарнана, о разорении и смертях, которые Мудрец принес тем, кто отказался присоединиться к нему, и о том, что сотни его людей собираются ныне вокруг Кайбурна, готовясь напасть на город.
— Мои солдаты могут воевать с теми врагами, которые не обладают магической силой. Мудрец склонил на свою сторону не только колдунов, пообещав им, что когда-нибудь их магические
Ранальф поднялся на ноги и холодно посмотрел на Дарэка.
— Итак, вы нуждаетесь в нашей помощи, и теперь мы уже не дьявольские отродья, не так ли?
Некоторые люди в толпе согласно закивали, досадуя, что не им в голову пришел такой находчивый ответ.
— Не буду обманывать вас, говоря, что я совершенно изменил свое мнение, — признался Дарэк. — Мне внушали определенные убеждения о происхождении и целях тех сил, которыми вы обладаете, и я просто не могу изменить их за одну ночь. Однако при моем дворе есть колдуны, готовые объяснить мне вашу точку зрения, и, возможно, придет день, когда я изменю свое отношение к предмету. Но сегодня у нас нет времени для этого, — воззвал король, отведя взгляд от Ранальфа и обращаясь ко всем собравшимся на поляне. — Так же как мы с Атайей забыли о наших разногласиях ради общего блага, я прошу вас сделать то же самое. Только совместными усилиями мы сможем прогнать захватчика с наших земель. А когда опасность будет позади, мы разрешим наши споры к всеобщему удовлетворению.
После секундного раздумья Ранальф вновь уселся на свое одеяло, явно удовлетворенный ответом короля.
— Я не могу приказывать вам, — закончил Дарэк. — Я могу только умолять вас использовать свои исключительные способности для защиты города, да и всего Кайта, ради нашего общего блага.
В последовавшем затем молчании Атайя смотрела на Дарэка с гордостью, которой не испытывала со времен своего детства, когда она готова была ощущать благоговение перед всеми теми удивительными вещами, которые мог делать ее старший брат. Принцесса разглядывала лицо Дарэка — жиденькую бородку, редеющие волосы на голове, прищуренные глаза — и впервые осознала, как с годами он стал похож на Кельвина. И как медленно Дарэк становился похож на отца в других вещах. Что ж, лучше поздно…
На поляне воцарилась неестественная тишина, пока Дарэк слезал с пня. Не дав ему возможности отстраниться, Атайя заключила брата в объятия. Он отпрянул, заметно озадаченный. Это не было формальным дружеским поцелуем, в ее объятии чувствовалась сердечная привязанность.
— Не думаю, что даже сам отец смог быть сказать лучше, — прошептала она так тихо, что только король мог услышать ее слова.
Почему-то слова эти, сказанные ею, Дарэк воспринял как самый большой комплимент — смутившись, он прочистил горло и не сказал в ответ ничего, только его руки беспокойно разглаживали внезапно образовавшиеся морщинки на плаще.
В то время как лорнгельды, перешептываясь, расходились по своим палаткам, мастер Тоня выступила вперед и предложила королю чашу с темно-красным вином.
— Вы окажете нам большую честь, если останетесь, чтобы разделить с нами ужин, ваше величество. Это простая еда, но приготовлена не так уж плохо.
Дарэк неловко принял чашу, смущенный искренностью женщины. Первым его побуждением
— Почему бы и нет? — прошептала Атайя ему в ухо. — Мы — гораздо лучшая компания, чем твои гвардейцы… особенно если Ранальф выпьет достаточно, чтобы запеть.
Тоня поморщилась и закатила глаза в притворной муке.
— Спаси нас Боже!
Дарэк постарался подавить неловкость. Мысль о том, чтобы остаться на ужин, внезапно показалась ему странно привлекательной. Король слегка поклонился Тоне.
— Почту за честь.
Неизвестно, считал ли Дарэк себя действительно польщенным, но он остался рядом с Атайей, ожидая, пока дожарится кролик, а также парочка оленей, убитых явно без лицензии, — король никак не прокомментировал это очевидное браконьерство. Поначалу осторожно, Дарэк отвечал на приветствия тех, кто подходил, чтобы обратиться к нему. Среди прочих Джильда принесла малыша, чтобы тот смог увидеть своего короля, — мальчику не суждено было бы родиться, тихо заметила Атайя, если бы Джильда прошла через отпущение грехов. Жерар с осторожностью выразил свое уважение королю, нимало не заботясь о том, чтобы скрыть как свою изуродованную руку, пальцы на которой были отсечены судейским ножом, так и историю своего увечья. Дарэк очень серьезно выслушивал их рассказы, каждый из который все более отягощал его совесть, уже растревоженную пребыванием в часовне и духами, все еще обитавшими там.
— Как ты думаешь, они поверили мне? — спросил он Атайю позднее, когда они подошли к вертелам, чтобы получить свою порцию мяса. — Некоторым из них пришлось пройти через такое… удивительно, что они вообще позволили мне явиться сюда.
Атайя не стала с этим спорить. Она ничего не сказала, но была не меньше, чем Дарэк, удивлена той доброжелательностью, которую выказывали ее люди по отношению к королю.
— Что же, выходит, они совсем не так упрямы, как я. А я-то упряма как мул. — Затем добавила более серьезно: — Ты — их король, Дарэк. И они гордятся этим — ты не давал им ложных клятв и не обещал измениться в одночасье. Честно говоря, это больше, чем они могли от тебя ожидать. Они еще удивят тебя своей преданностью.
Вечер продолжался, и король получил возможность расслабиться — он прислонился спиной к стене колокольни с добавочной порцией оленины в руке, с удивлением ощущая, что неформальный ужин доставляет ему немалое удовольствие. Как и предсказывала Атайя, Ранальф и в самом деле затянул что-то непристойное, и она заметила, что губы Дарэка беззвучно шевелятся, повторяя слова впервые услышанной застольной песни.
До полуночи оставался час, когда перед ними появилась Тоня.
— Джейрен открыл панель в часовне, — прошептала она Атайе, стараясь не потревожить остальных пирующих. — Я думаю, тебе нужно поспешить. Вам обоим.
Дарэк проследовал через поляну по пятам за Атайей, которая ловко обходила углы палаток и бельевые веревки. Серебристая панель была установлена прямо напротив алтаря, обрамляя фигуру Джейрена, словно портрет в полный рост. Атайя сразу же поняла, что бледность на его лице — не последствие недавней болезни. Джейрен обращался к ним из комнаты Совета, а позади него Атайя заметила мастера Хедрика и капитана Парра, почти скрытых рамой панели и о чем-то ожесточенно спорящих. Хедрик настойчиво указывал рукой в сторону панели, однако Парр, отказываясь смотреть, презрительно развернулся и вышел вон. Дюжина других мужчин жалась к стене в глубине комнаты с одинаковым взволнованным выражением на лицах. Чертыхаясь, Атайя начала рыться в кошельке, отчаянно ища нужный ключ. Совет очень редко собирался так поздно — очевидно, новости и в самом деле очень важные.