Король лжи
Шрифт:
– Из достоверного источника в Солсбери поступило сообщение: все предвещает, что ваше имя станет известным… очень.
– Что?
– Ходит много разговоров, Ворк. На вас смотрят, причем довольно уверенно, как на убийцу.
В ее низком голосе прозвучала поспешность, как будто она думала, что я ей не поверю.
– В любом случае я не удивлен.
– Слушайте. Есть несколько вещей, о которых вы могли не знать. Сначала идентифицировали пули, которыми убили вашего отца. Пули серии «черные когти», довольно редкие, да еще недавно причислены к незаконным. Само по себе это мало что значит,
– Итак…
– Итак, все сводится к тому, что использовалось его оружие. Они считают, что у вас был доступ к нему. – Пауза. – Его уже нашли?
Она проверяла мою информированность.
– Я не знаю.
– Хорошо, оно не найдено, и, пока его ищут, все выглядит подозрительно.
– Что еще? – спросил я, зная, что должно быть еще кое-что. Я слышал ее дыхание на другом конце, щелканье зажигалки и короткий вдох – она начала курить.
– Говорят, что ваше алиби не будет принято. – Следующая затяжка. – Говорят, вы солгали о своем местонахождении.
Так оно и было.
– Почему они в это верят? – спросил я, пораженный тем, что мой голос звучал спокойно на протяжении всего разговора.
– Не знаю, но это твердое убеждение. Добавьте сюда фактор денег, и все станет на свои места.
– Вы говорите о…
– Да, да. О пятнадцати миллионах.
– Слухи распространяются быстро, – заметил я.
– Вы не знаете и половины всего.
– Есть ли другие подозреваемые? – поинтересовался я.
– Вы знаете, я беспокоилась, что вы не спросите об этом.
– Так есть? – нажал я.
– Да. Есть. Было несколько сделок, в которых другого парня настиг быстрый конец. Простите мое высказывание, но ваш отец был настоящей задницей. Непорядочным человеком. Он выкрутил руки многим людям.
– Кому особенно?
– Нескольким. Но ни у кого пока не обнаружено очевидного мотива. Несколько преступников, которые освободились приблизительно в то время, когда ваш отец был убит. Их проверили. Окружной прокурор использовал все зацепки, пока не появилось сомнение относительно вашего алиби. Теперь Миллз зажала ему руку. Он больше не может вас поддерживать.
Я не удивился. Миллз, должно быть, все время была недовольна Дугласом, который позволил мне прибыть на место преступления. Она разрешила мне быть там, потому что он попросил ее об этом. Естественно, я ужасно чувствовал себя по отношению к Дугласу, потому что наша дружба явилась тогда причиной этой проблемы, но не сейчас.
Дуглас будет рассматривать это дело в судебном порядке, независимо от того кого они арестуют: Джин или меня. Это означало, что Дуглас преследует семью, и прошлое не относилось к делу. Я вспомнил его на стоянке автомобилей, его обвисшие щеки, нос цвета спелой сливы. Теперь я был для него куском мяса; он проглотит меня или выплюнет точно так же, как кого-либо другого.
– Кто говорит, что у меня плохое алиби? – спросил я, понимая, что Тара не могла помочь мне.
– Не знаю. Кто-то, у кого есть причина. Полицейские в это верят. Миллз говорит, что вы ей понравились вначале. Она почти обвиняет вас в противодействии расследованию. Но на нее было оказано давление.
– Миллз – сука.
– Не могу не согласиться с вами. Я знаю, что она ненавидит адвокатов, но не могу винить ее за это. – Тара сказала это в шутку, но шутка не произвела впечатления. – Сожалею, – добавила она. – Просто пытаюсь вас ободрить.
– Моя жена может поклясться, что я был с ней всю ночь.
– Пристрастное свидетельство, Ворк. Любой обвинитель с удовольствием продырявит его еще до завтрака.
Она была права. Свидетельство Барбары было лучше, чем ничего, но мало что значило, особенно с учетом завещания Эзры. Жюри могло легко представить себе, что жена будет лгать, выгораживая мужа. Бросок в пятнадцать миллионов долларов – и все готово.
– Во всем этом есть светлая сторона, – успокоила меня Тара. – Хотите услышать? – Она продолжила, прежде чем я что-то ответил. – Вы знакомы с адвокатом Кларенсом Хэмбли?
– Да.
– Он говорит, что вы ничего не знали о завещании. Что ваш отец составил исчерпывающие инструкции, о которых вы не должны знать о нем при любых обстоятельствах. Это позволяет немного спустить паруса детектива Миллз. Хэмбли очень надежный.
Я представил себе этого старика, пристально глядящего на меня, с перекошенным от неприязни аристократическим ртом. Хэмбли не поступал так просто потому, что верил в это. Это то, что Дуглас доказывал бы жюри. Я даже слышал его слова: «Я никогда бы не усомнился в правдивости слов этого честного джентльмена». Он мог радостно улыбаться жюри и положить руку на плечо старику, чтобы показать, что они на одной стороне. Я совершенно уверен, что он никогда не обсуждал бы завещания с этим ответчиком. Он остановился бы и погрозил своим мясистым пальцем, проклиная меня. Но есть и другие стороны, леди и джентльмены. И ответчик – сильный, образованный человек. Здесь бы он повысил голос Адвокат! Который в течение десяти лет работал в одном офисе с покойным. Который в течение тридцати пяти лет имел доступ в дом этого человека… Его собственный отец!
Вот так бы он играл. На мой взгляд. Ему необходим был мотив.
Пятнадцать миллионов долларов, леди и господа. Много денег…
– И не забывайте очевидного, – напомнила репортер. – У них до сих пор нет орудия убийства. Это большая дыра.
«Не столь большая по сравнению с той, что в голове моего отца», – подумал я, поражаясь своему цинизму. Что и говорить, моя неприязнь к этому человеку выросла со времени его смерти.
– Что еще? – спросил я.
– Да, еще одна вещь, – сообщила она мне. – Это важно.
– Что?
– Я не думаю, что вы это сделали. Именно поэтому мы с вами разговариваем. Не заставляйте меня пожалеть об этом.
Я понял, что она имела в виду. Если просочится наружу хоть одно слово из всего, что она мне сказала, ее источники информации высохнут. Она могла быть обвинена в преступлении.
– Я понимаю, – сказал я ей.
– Слушайте, Ворк. Вы мне нравитесь. Вы похожи на маленького мальчика, играющего в переодевание. Не допускайте, чтобы вас поймали со спущенными штанами.