Король Матиуш на необитаемом острове
Шрифт:
И Матиуш решил заниматься с детьми. Ало он научит читать и писать. А вот как быть с Алой? Картинки, которые он привозит, быстро ей надоедают, и она требует новых.
Матиуш вспомнил, что, когда он был маленький, мама строила с ним дворцы из кубиков, из песка или глины, делала ему садики из цветов и листьев и рассказывала чудесные сказки. И еще она рисовала ему картинки. Мамины картинки ему нравились больше, чем в книжках: они были понятней. Мама играла с ним в прятки, пела песни. Много интересного придумывала она, но что именно, Матиуш забыл. Ведь это было так давно!
Значит, чтобы учить маленьких
Так и оказалось. Ало быстро научился читать. Напишет карандашом: «пес», «песок», «Петя», «перо» – и прочтет. С арифметикой дело пошло еще лучше: Ало скоро уже считал до ста, и Матиуш мог играть с ним в лото и домино.
Только с Алой беда! Вечно она им мешала. Сядут они играть в домино, и она сует первую попавшуюся костяшку, а если ей не позволить, начинает злиться.
– Смотри, Ала, – говорит Матиуш, – вот тут одна точечка, а тут – пять. Найди такую же и положи.
У Алы есть косточка и с одной точкой, и с пятью, но она хватает ту, где две двойки, кладет и еще спорит, что верно.
– Смотри, – терпеливо объясняет Матиуш, – ведь здесь две точечки. Ну посчитай сама: одна и одна – две.
– Одна, две, – как попугай, повторяет Ала, а потом ни с того ни с сего рассердится и разбросает все. – Матиуш плохой, Ало плохой. Ала пойдет к деде.
И бежит жаловаться, что ее обижают.
Еще хуже было, когда они играли в лото. Але непременно хочется выиграть, но как это делается, она не понимает. Ало выкликает, например, «четырнадцать», а ее это словно не касается. Хорошо, если она хоть один раз правильно закроет. А то ей надоест, она расставит фишки как попало и кричит, что выиграла.
С рисованием дело обстояло чуть получше. Дашь ей лист бумаги, она быстро-быстро накалякает что-то и кричит: «Готово! Дай еще!» А вот палочки и кружочки ни в какую не хочет рисовать.
Мальчикам приходилось прятаться от нее, но на голой скале нелегко найти укромное местечко. Случалось, Матиуш выходил из себя.
Быстро бегать Ала не умела: побежит, шлепнется и хнычет. Больше всего любила она, когда Матиуш ей что-нибудь рассказывал. Вытаращит глазенки, рот разинет – думает, бедняжка, так понятней.
А Матиуш разговаривает с ней, как со своей канарейкой. Да, да, не удивляйтесь, Матиуш часто беседовал с канарейкой. Посадит ее на палец и спрашивает, помнит ли она королеву, короля, дворец в столице, Стасика, Еленку, Клу-Клу. А канарейка склонит набок головку, будто хочет сказать, что помнит. Иногда в ответ защебечет или запоет. Но понимает она Матиуша или нет, неизвестно.
С канарейкой разговаривает он примерно так:
– Сейчас поменяю тебе водички, насыплю свежего песочка, и опять у тебя будет чистенько. Салата свеженького дам.
А с Алой так:
– Ала вытрет носик, и он снова будет чистый. Сейчас Ала даст мне карандашик, я нарисую маяк, и у нас получится красивая картинка. Ала отнесет ее дедушке. Ала хорошая девочка, и дедушка обрадуется. Дедушка скажет: «Ала хорошая девочка, Ала принесла дедушке картинку».
И так без конца одно и то же. Но Ала внимательно слушает и не перебивает – видно, ей это не надоедает.
«У малышей тоже должны быть права, – думает Матиуш. – Но как сделать, чтобы им было весело и в то же время они не мешали старшим играть или
Теперь понятно, почему короля Пафнутия и вообще взрослых раздражают дети. Наверно, они им мешают, как малыши – ребятам постарше. И взрослые считают детей глупыми.
Может, Ала, как канарейка, понимает что-то и знает, только выразить не умеет. Матиуш забыл, о чем он думал, когда был маленький, поэтому и не понимает Алу.
Ала ведь не всегда капризничает. Иногда она присмиреет, уставится своими глазенками куда-то вдаль и вздыхает. А то уцепится за руку Матиуша, долго, пристально смотрит ему в глаза и тяжело вздохнет. Или вздрогнет вдруг всем телом, будто от испуга. Или начинает отдавать Матиушу свои игрушки. Отдает и приговаривает: «На, на, на!» Раздаст все, разведет ручонками и радостно воскликнет: «У Алы ничего нет! Ничего нет!» И при этом веселится, хлопает в ладоши, прыгает, хохочет.
«Маленькие дети похожи на зверюшек», – записал Матиуш в дневнике.
Хорошо, что у него есть возможность наблюдать за маленькой девочкой. В приюте стоило ему подойти к малышам, как ребята постарше поднимали его на смех, отпускали обидные шутки и какой-нибудь глупой выходкой расстраивали игру. Считалось, только дурак может возиться с мелюзгой.
Зато здесь, на необитаемом острове, Матиушу никто не мешает делать, что ему заблагорассудится.
Одно только его беспокоит: ведь дети разные и не все похожи на Алу. Во время войны их роту разместили в деревне, по четыре, по пять человек в избе. В доме, где Матиуш прожил две недели, был маленький мальчик – ровесник Алы. Но какой он был тихий! Сидит, бывало, целыми днями возле печки, смотрит широко раскрытыми глазенками и молчит, редко-редко пролепечет что-то. И никогда не хныкал, не путался под ногами, не приставал, и личико у него было грустное-грустное… Матиуш тогда еще подумал: «Наверно, у Печального короля было в детстве такое лицо».
В приюте дети тоже были разные: тихони, у которых вечно глаза на мокром месте, и крикуны, которым не больно, но они нарочно выдавливают из себя слезы и ревут, ябеды и драчуны. Как-то раз Матиуш увидел, как дерутся двое мальчишек. «Совсем как на войне. Бывает, дерутся двое ребят, а бывает – целые народы. И тогда, наверно, те, кто не участвует в войне, тоже стоят в сторонке и посмеиваются.»
Какие разные, непохожие люди на свете! И сколько надо всего узнать про них, про вещи, про разные явления. Небось взрослые короли и те не знают всего. Поэтому так трудно быть реформатором.
Матиуш, например, почти ничего не знает про старших мальчиков. А ведь это они первые взбунтовались против его реформ.
Большие мальчики называют ровесников Матиуша «щенками» и корчат из себя взрослых. У них есть свои тайны, которые они ревниво оберегают от младших. Чуть что, пускают в ход кулаки. Важничают, задирают нос, а малышей замечают только когда им что-нибудь от них надо. Но часто они берут у малышей вещи без спроса. А запротестуешь, они тебя же отругают или ударят. Они грубияны, и с ними лучше не связываться. Даже шутки у них обидные: или высмеют перед всеми, или гадость какую-нибудь подстроят, или больно ударят. Один раз большой мальчик вежливо попросил у Матиуша ручку. А когда Матиуш перед уроком пришел за своей ручкой, тот велел ему убираться вон и даже замахнулся.