Король на именинах
Шрифт:
– Частная фирма, шесть тысяч оклад, плюс премиальные, – беззастенчиво глядя в голубенькие глазки участкового, врал Павел. – Так знаете что, не подошел я им. Говорят, был бы помоложе, взяли. Дискриминация какая-то! Возрастная. Был бы я женщиной беременной, еще бы понял, почему не берут, а так…
– У нас в автобусный парк устроиться не хочешь?
– Товарищ старший лейтенант, спасибо, конечно, за заботу, но что-то в наш автопарк желания нет. Там пьющих много, а я решил завязать, не выдержу, соблазнят
– Что, подшиться или закодироваться решил?
– Может быть, и закодируюсь.
– Похвально, похвально. Жениться бы тебе, Глазунов, баб-то кругом сколько! – И старлей посмотрел на двух женщин лет по тридцать пять, которые шли по улице. На одной был цветастый сарафан, на другой короткие шорты и майка. – Вот такую, например?
– Зачем мне старую? Можно и помоложе, товарищ старший лейтенант.
Глазунов, разговаривая с ментом, даже забыл, что у него в руках снайперская винтовка.
Старлей покосился на коробку:
– Это у тебя чего такое? Кататься надумал?
– Это вот… передать просил один сослуживец. Тоже ведь жизнь у мужика не удалась, с женой развелся. Так сыну купил доску. А жена к ребенку не пускает, вот он… через меня решил.
– А я уж думал, ты сам, Глазунов, на доске покататься решил.
– Да нет, староват я, товарищ старший лейтенант.
– Ну ладно, ты на работу устраивайся, дурака не валяй. Мужик ты не конченый, самостоятельный.
– Ну, спасибо на добром слове.
Участковый и Глазунов попрощались за руки. Павел поднял банку кока-колы, поглядел старлею вслед, внутренне ухмыльнулся.
«А ведь как близко, совсем рядом беда пролетела, можно сказать, у самого носа жужжала. Судьба. Вот и не верь в нее после этого. Ведь мог со „стволом“ прихватить. И свидетелей на улице хватало, и мне тюрьма, а ему звезда на погоны. Но не судьба. Ни ему, ни мне».
В отличие от диспетчера Александра Петровича, то бишь Шурика, Павел Глазунов к оружию привык – и когда оно было рядом, на расстоянии вытянутой руки, и в соседней комнате. Он всегда чувствовал себя спокойно. Это как скрипач, у которого инструмент всегда настроенный должен быть рядом.
Коробку с винтовкой Павел положил в диван. Принял душ, вытерся насухо, открыл дверь на балкон и лег на диване. Вытянулся, подсунул руки под голову, прикрыл глаза. Он понимал, где большие деньги, там всегда риск большой.
«Дернуть, конечно, можно, но ведь у меня есть мама. Доехать до Серпухова не сложно. Маму найдут, да и меня в конце концов „выщемят“. Шурик, Шурик… Надо мне подстраховаться, Александр Петрович, вот тобой мы и займемся».
Павел вскочил с дивана, отыскал в шкафу потрепанный блокнотик, схваченный, чтобы не развалился, аптечной резинкой. Между Г и Е отыскал стертую букву Д. Провел пальцем по грязным строчкам и остановился на фамилии Дорошенко Сергей
– Давненько я тебя, хохол, не беспокоил.
Подвинул к себе телефон, набрал номер. Телефон оказался занят, и дозвониться Глазунов смог лишь с четвертого раза.
– Алло! – услышал он голос такой недовольный и раздраженный, что даже Павел Глазунов скривился, не видя лица своего приятеля.
– Здравия желаю, товарищ старший сержант!
– Шо? – услышал в ответ Глазунов. – Шо ты кажешь?
– Я говорю, здравия тебе желаю, товарищ старший сержант.
– Пашка, ты?
– Я, – сказал Глазунов.
– Так шо ты кота за хвост тянешь? – Голос Сергея Богдановича Дорошенко разительно изменился, стал теплым, мягким, как пуховый платок, которым оборачивают шею, когда простужено горло. – Куда ты, Паша, провалился? – спрашивал Дорошенко.
– Да никуда. Тут по делам отъезжал…
– А шо ко мне не заходишь?
– Проблем нет, вот и не захожу.
– А сейчас шо, проблемы появились?
– Нет, Сергей, вопрос к тебе есть.
– Ну так давай свой вопрос. По телефону его решить можно?
– Наверное, можно. Сам решишь.
– Тогда валяй.
– Адрес человека нужен.
– Давай фамилию, имя, отчество, год рождения.
– Не знаю, – сказал Глазунов.
– Ой, Глаз, что-то ты темнишь!
– Ничего не темню. Я только номер машины его знаю.
– Давай номер. Пойдем другим путем.
– Я не сильно тебя, Сергей Богданович, от работы отрываю?
– У меня работа такая, что оторвать от нее невозможно.
Через десять минут Павел Глазунов знал хозяина машины и адрес, по которому проживает Александр Петрович Потапов, то бишь Шурик.
– А шо, он тебе деньги должен? – спросил Дорошенко.
– Нет, что ты, Серега, ни черта он мне не должен.
– А ты ему?
– Я ему тоже.
– Так на кой черт тебе его адрес?
– Он мне свою машину предлагал, а я вот думаю, что он за человек и где живет, что по дешевке тачку отдает.
Еще пять минут бывшие сослуживцы-однополчане говорили о машинах и ценах на них. Дорошенко пригласил Глазунова в гости, тот пообещал. И оба они знали, что если и увидятся, то не раньше чем через год.
Павел положил трубку и подумал про себя:
«Хороший ты мужик, Дорошенко, хитрый, но глупый. Кстати, как и все хохлы-служаки».
Часов в восемь вечера в кожанке и со шлемом в руках Павел открыл гараж, в котором стоял мотоцикл и валялось ненужное, оставшееся еще от покойного отца, барахло. Старый трехколесный мотороллер с будкой Глазунов вынужден был держать на платной стоянке, ленился расчистить захламленный гараж. Он залил в красный бак «Явы» бензин из канистры, надел шлем. На всякий случай проверил, захватил ли права.