Король на площади
Шрифт:
— У меня оно хотя бы вообще есть! — успокоившийся Кароль вытер повлажневшие от смеха глаза. — Уйду сегодня ночью. Если, конечно, ты не захочешь вывести меня прямо сейчас под видом пойманного беглого преступника.
Фандалуччи сощурил глаза, явно обдумывая его предложение, и Кароль тут же добавил:
— Но это испортит репутацию двум честнейшим и достойнейшим женщинам!
Я представила реакцию дамы Грильды. Полицмейстер, видимо, тоже, потому что мгновенно скис.
— Договорились. Ждем тебя
— Да. Покорми Джока!
Я заметила порыв Фандалуччи сделать неприличный жест. Даже не знаю, что его удержало — мое ли присутствие или забота о репутации представителя власти? Я как гостеприимная хозяйка отправилась провожать его на лестницу. Тут полицмейстер вновь придержал меня за локоток.
— А это вам за ваши труды, дама Торенц…
Я сначала не поняла, потом почувствовала, как жар приливает к моим щекам. Молча отвела его щепоть с флорином. Молча посмотрела в оловянные глаза — и на бледных губах Фандалуччи появилась еле заметная улыбка.
— Можете ничего не говорить, Эмма! Вижу, тут замешаны нежные чувства… До встречи.
И прежде чем я успела подобрать достойный ответ, полицмейстер загромыхал сапогами вниз по лестнице. Что было с его стороны огромной неосторожностью — сидевшая в засаде за дверью дама Грильда выскочила в прихожую с кокетливым:
— Ча-а-аю?!
Фандалуччи попытался возражать, но был крепко взят под локоть отработанным — не вырвешься! — приемом и оттеснен в гостиную выдающимся, как линкор, бюстом хозяйки.
Кароль поддразнил меня, едва я вошла в комнату:
— «Нежные чувства»? Неужели?
Я вновь вспыхнула:
— Ни слова больше! Иначе возьмусь за кочергу!
Он вскинул ладони.
— Ой, всё, боюсь и умолкаю!
— То-то же! — проворчала я, вновь усаживаясь на кровать, коли единственное кресло в комнате уже занято.
Некоторое время мы прислушивались к звукам, доносившимся снизу: речь дамы Грильды текла непрерывным полноводным потоком, в котором всплывали редкие реплики-островки полицмейстера. Я заметила, что Кароль за мной наблюдает, и раздраженно спросила:
— Что такое?
— Просто любуюсь, — легко отозвался он.
— А теперь просто закрой глаза и усни!
— А ты снова будешь меня рисовать? — невинно осведомился Кароль.
— Так ты притворялся?!
— Не все время. Да и, — он показал на разбросанные по кровати наброски, — трудно было не заметить. Скажи, Эмма, а что во мне тебя так заинтересовало? — Я нахмурилась, и он уточнил с улыбкой, взмахом руки обведя свое лицо: — Я имею в виду — во внешности?
— Трудно сказать так сразу.
— Но мы ведь никуда не торопимся, а? Приглядись, подумай как следует!
Кароль даже учтиво, издевательски
Я поразглядывала его пару минут — улыбка Кароля становилась все шире. Произнесла задумчиво:
— У тебя интересное лицо… Хотя красавцем тебя не назовешь, уж извини… — (Кароль иронически поклонился.) — Этот длинный нос… слишком тонкие губы…
Я подалась вперед, рассматривая его. Все с той же готовностью Кароль подвинулся ближе.
— …всё искупает четкость линий.
Забывшись, я взяла его за подбородок. Повертела из стороны в сторону. Кароль удивился, но послушно продемонстрировал мне профиль слева и справа. Я провела кончиками пальцев по его лицу, наслаждаясь отличной лепкой скул и челюстей.
— Ты просто просишься в камень или бронзу!
— Какая жалость, что я еще не помер! Можно заранее заказать тебе бюст на свою могилу?
— …улыбка хороша, да, но она — прием наработанный.
«Причем иногда еще и запрещенный», — добавила я про себя.
— Глаза…
Оказывается, у него очень длинные ресницы, пусть и не столь темные, как волосы. Мама про такие говорила: «на двоих готовились, одному достались». Глаза цвета неуловимого. Серого? Синего? Кажется, они меняют оттенок в зависимости от освещения и от цвета одежды. Или от того, насколько близко в них смотришь…
Его губы шевельнулись:
— Что — глаза?
И я пришла в себя. И обнаружила, что моя ладонь по-прежнему лежит на его щеке. Что лицо его так близко, что наше дыхание смешивается. А смех напрочь исчез из темнеющих глаз Кароля.
Я отдернула руку и отодвинулась. Надеюсь, не со слишком неприличной поспешностью.
— Глаза… — я откашлялась. — Глаза тоже хороши.
Он откинулся на спинку кресла, задумчиво подергал себя за мочку уха.
— То есть ты от моей ослепительной внешности не в восторге… А делать комплимент глазам мужчины как-то неприлично, нет? Это ведь девушке говорят: «Ах, какие глазки!»
— Я вовсе не делаю тебе никаких комплиментов! — возразила я. По его усмешке поняла, что меня опять дразнят, и сказала тоном ниже: — Просто ты должен понять, что я смотрю на людей несколько… по-другому.
Кароль серьезно кивнул.
— Я уже понял. И потому еще больше хочу увидеть свой портрет.
…Будь он неладен!
Кароль ушел, когда я спала.
Проснулась я то ли от звука, то ли, наоборот, от наступившей тишины. Села на неразобранной постели, оглядываясь сонно.
Ушел.
Не разбудив, не попрощавшись.
Я прикрыла ставню. Вновь осмотрелась. Ни следа от недавнего присутствия. Ничего не забыл, ничего не оставил…
Комната без него казалась странно просторной.