Король нищих

Бенцони Жюльетта

— Допустим! Я очень хочу вам верить, но у вас тоже есть веские причины желать моей смерти, ибо, пока я жив, ваш друг Бофор будет вынужден щадить особу Исаака де Лафма, который верно мне служит. Надеюсь, вы не станете утверждать, что не желаете тому человеку тысячи смертей?

— Было бы достаточно одной, монсеньер. Тогда гнусные воспоминания, которые я о нем храню; быть может, несколько померкли бы, а главное — я смогла бы снова начать жить, не испытывая больше страха, что он опять появится… я боюсь этого каждый день, проведенный в Бастилии!

— Забавно!

У него приказ больше вас не беспокоить…

— Это слабое слово для принудительного брака и изнасилования!

— Я могу с этим согласиться, но, если я отдаю приказ, нарушать его не смеет никто!

— Но до каких пор? Кто может поручиться, что Лафма не ждет кончины вашего преосвященства, чтобы расправиться со мной?

— Не говорите глупостей! У него не счесть врагов, и я его единственная защита. Да и то вряд ли! Он дважды чуть не погиб под ударами одного бандита, висельника, именующего себя капитан Кураж, который поклялся убить Лафма!

— Почему же он его не прикончил? Я благословляла бы имя этого капитана!

— И не мечтайте об этом! После этого Лафма окружил себя надежной охраной! Напасть на него означало бы пойти на верную смерть… Ну что, теперь мне удалось убедить вас в том, что у вас есть все основания желать моей смерти?

Какое-то время Сильви молчала. Она была уже не в силах выносить того, как перед ней защищают ее палача, и дала волю кипевшему в душе гневу.

— Разумеется, у меня есть на это все основания, но мне никогда не нравились пути не праведные… я всегда знала, что сама отомщу этому негодяю Лафма!

— И прибегли к яду, излюбленному оружию женщин! — торжествующим тоном воскликнул кардинал, который довел Сильви до исступления. — Яд дал вам Сезар Вандомский, и этот яд нашли у вас в комнате в Сен-Жермене…

От изумления гнев Сильви сразу прошел.

— В Сен-Жермене? — пробормотала она, отлично зная, что не брала с собой злосчастный пузырек в летнюю резиденцию королей.

— Разве вам об этом не сказали?

— Мне сказали, что у меня в комнате обнаружили яд, и больше ничего. Кстати, на это я ответила, что до меня в этой комнате жили несколько фрейлин и я не понимаю, почему обвиняют одну меня.

— Может быть, потому, что одна вы связана с Сеэаром Вандомским, этим известным отравителем? — рассерженно проговорил кардинал. — Посмеете ли вы поклясться, что вот это никогда вам не принадлежало?

С загроможденного, стоящего рядом стола Ришелье взял пузырек, который на раскрытой, дрожащей ладони подал Сильви, желая тем самым ее уничтожить, но в противоположность тому, что думал кардинал, ей почудилось, будто разверзлись небеса и для нее запели ангелы. Душившая ее тревога, отвратительный страх погубить клятвопреступлением спасение своей души, — все вмиг исчезло. Она упала на колени и, протягивая руку к кресту, который вздымался на груди кардинала, воскликнула:

— Клянусь спасением моей души, клянусь памятью моей матери, клянусь, что впервые вижу этот несчастный

пузырек. И да будет мне свидетелем Бог!

Она не понимала, почему произошло чудо, ибо это действительно было чудо: пузырек, сверкающий у нее перед глазами, был из толстого, но синего стекла, тогда как темно-зеленый пузырек Сезара был оплетен серебряной нитью. Быть может, это объясняло, почему ей твердили о Сен-Жермене, тогда как ее тайник находился в Лувре, но в таком случае откуда взялась эта вещица?

Но кардинал, сначала удивленный искренним порывом девушки, не признал себя побежденным:

— Значит, герцог Сезар не давал вам этот пузырек? Вы тоже можете в этом поклясться?

— Всем, что есть у меня самого святого, монсеньер… Клянусь своей чистой любовью к его сыну!

Ришелье в глубокой задумчивости снова положил на стол пузырек. Невозможно было не поверить в искренность этой девушки: ведь если чей бы то ни было взгляд мог быть правдив и чист, то это был взгляд Сильви. И кардинал с его знанием человеческой души был вынужден согласиться с тем, что ему очень трудно признать Сильви виновной. Если бы она хотела его отравить, такая возможность ей представилась бы множество раз.

— Неужели они посмели меня обмануть? — сказал он, словно размышляя вслух.

— Если люди хотят кого-то погубить, они идут на все, монсеньер, — тихо сказала Сильви. — Я не знаю, в чем обвиняют герцога Сезара, но его враги, естественно, подумали обо мне, которая столь многим ему обязана, чтобы подтвердить обвинение… Господа де Вандом…

— Не произносите при мне эту фамилию! — прервал ее Ришелье. — Вы спасете вашу голову, моя милая, но их головы пока находятся под большой угрозой…

— Пока? — не сдержалась Сильви, в сердце которой снова воцарился страх. — Но до меня дошли слухи, что они уже находятся в Англии.

— В Англии лишь отец, сыновья вернулись, но король сослал их в собственные владения, учитывая заслуги при осаде Арраса. Могу вас уверить, что в Вандоме, Шенонсо или Ане они времени даром не теряют…

Потом Ришелье, охваченный гневом, прибавил вслух, забыв о юной посетительнице:

— Они замышляют заговор, я это знаю и скоро получу доказательства! Они замышляют заговор вместе с господином Сен-Маром, который взлетел так высоко лишь потому, что этого захотел я, но он долго не продержится на этой высоте вместе с Месье, вечным заговорщиком, и с королевой… и, наконец, с Испанией!

— Бофор и Испания? Это невозможно! Он борется против испанцев всеми силами! Что касается господина де Сен-Мара…

— Он хочет жениться на принцессе, но я этому мешаю! Он хочет занять мое место… но, разумеется, я возражаю! Но почему я говорю об этом с девчонкой?!

Должно быть, так же считали и ожидающие во Дворе люди кардинала. В комнату робко вошел офицер.

— Монсеньер, — обратился он к кардиналу. — Ваше преосвященство, время идет и…

Взгляд кардинала, метавший гневные молнии смягчился.