Король под горой
Шрифт:
– А мама? Что с мамой?
– Вроде все в порядке, но нам пока никаких инструкций не дали. Ох! Я сама переживаю, всю ночь проплакала…
– Сара, пожалуйста, отоприте двери.
– Да если бы я могла… Гувернер ваш ключи себе забрал. Взял управляющего и уехал куда-то несколько часов назад.
Возмущение «Что он себе позволяет?!» было повержено более насущными вопросами. Ответы на них стоило искать за пределами дома. Илия подавил порыв отыграться на дверной ручке и вернулся в комнату. Недолго думая, он соорудил из постельного белья канат. Сад пустовал, Роб покинул его. Спускаться подобным
– Не желаете объясниться? – спросил гувернер, указав на канат.
– А вы, сэр, не желаете рассказать, что с моей семьей? – зло процедил Илия. Его прищур и ходящие на скулах желваки забавляли учителя. Хотя услышав вопрос, он уже собирался бросить в него дежурную фразу, но Илия не позволил. – И что с моей страной?
– Прошу прощения? – усмехнулся гувернер. Его позабавил юношеский пафос, с которым Илия бушевал перед ним.
Даже теплый ветер добавлял бунтарства в облик Илии – взъерошивал кудри и раздувал рубашку.
– Какой толк в ваших уроках, если от меня скрывают факт начала войны, как от трепетного ребенка? Но я прежде хочу знать, что с моими родителями.
Гувернер не оценил мятежа. Он сложил руки на груди и, судя по молчанию, решал, выдать ли ему наказание или утешить банальным образом.
– Отвечайте, сэр.
– Так. Вас бы следовало примерно наказать, но ваше беспокойство понятно и естественно. Я же выполняю распоряжения министра и только. Он жив и очень занят. Ни мне, ни вам он не будет докладывать о своих делах и планах. Что же до леди Гавел – как только мне придут распоряжения о ее возвращении, я обещаю вам сообщить. Вы довольны?
– Нет.
Вдаль по грунтованной дороге за приусадебным участком начиналась городская жизнь: грохотали трамваи, вопили гудки машин, полицейские сирены разносили тревожный вой. Наверняка почти все ровесники Илии были в курсе событий ужасного дня. Узнавали известия из газет, сплетен, радио, задавали вопросы родителям и учителям. А он больше других должен быть осведомлен. В чем же причина содержания его в уютной информационной теплице? Неужели подобного невежества желает от него лорд Гавел? Гувернер всем видом показывал, что проявляет не свою инициативу.
– Ничем более не помогу. Идите спать, Илия, уже поздно.
– Мне почти шестнадцать. У меня есть водительские права…
– Уже нет. Вас их лишили на полгода, напомню, – ехидно поправил гувернер.
– И я не нуждаюсь в няньке, которая будет укладывать меня спать, – продолжил Илия, вовсе игнорируя его ремарку. – В сентябре я буду посещать военную кафедру. А через год отправлюсь на фронт. Если вы, сэр, считаете, что в день, когда в Эскалот пришла война я должен зубрить уроки и идти в постель по расписанию, то вы идиот. Немедленно доложите мне новости.
Он прежде никогда
– Предполагаю, у вас шок. Я попрошу Сару принести вам успокоительные и молока…
Илия мотнул головой, сбрасывая с себя дурную мысль оттолкнуть гувернера, и просто обошел его. Он направился к воротам.
– Вы далеко собрались?
– Вас это не касается.
– Я ваш гувернер.
– Да, – Илия развернулся. – Ваша задача обучать меня и отвечать на мои вопросы. А этим вечером у меня их в избытке. Раз вы не можете выполнить свою работу, не превышайте полномочия и не мешайте мне.
– Этот тон непозволителен, – пригрозил учитель. – Не вынуждайте меня звать охрану и волочь вас в комнату силой.
Илия бросил ему короткое «Попробуйте!» и продолжил путь. Но гувернер, естественно, не смирился с его решением. Он обошел Илию, встал перед ним и попытался развернуть. Илия почти никогда не делал того, что совершил через минуту. Он дрался только на ринге и пару раз с ровесниками после школы. Вернее было бы сказать, он защищал себя и друзей от хулиганов. Потому что будь те мальчишки не беспризорной шпаной, нападавшей на младших или одиноких ребят, отец бы отреагировал иначе. Но Илия бы сам не поверил тому, кто сказал, что этим вечером он ударит своего гувернера.
Утром ему было стыдно. И весь последующий день. И послезавтра тоже. А к вечеру вернулась его мать. Они бросились друг к другу в объятия, и Лесли расплакалась. Она была сдержанной на публике, но эмоциональной в семье. Она полыхала эмоциями, повествуя о пережитом в Пальере. Под конец она извинилась за то, что задержалась в замке: до прибытия медиков и добровольцев многие дамы надели медсестринские передники, чтобы ухаживать за раненными. И едва растроганный Илия собрался поддержать ее, как Лесли вобрала в себя слезы и заявила:
– Теперь я жду объяснений твоего поведения. Я чуть не сгорела со стыда.
– Мам? – он удивился резкой смене ее настроения.
– У отца просто не было времени и сил, чтобы в должной мере вникнуть в твои перипетии. Поэтому с тобой разберусь я. Но не думай, что тебе сойдет с рук хоть один проступок.
Илия был ошарашен.
– Прости, но ты хочешь сказать, что после того, как вы с папой чуть не погибли в Пальер-де-Клев; после того, как Великий кесарь без объявления войны напал на вассальные земли Эскалота; и после того, как ты видела сотни тяжело раненных мужчин, женщин и даже детей; ты хочешь пожурить меня за поездку на мотоцикле и драку с гувернером?
– За драку, Илия! За драку! – всплеснула она руками. – Что это вообще было?!
– Мам. Мам, пожалуйста. Хочешь лишить меня сладостей, допустим. Но я не понимаю, почему следует это обсуждать. Я был не в себе. Я очень переживал. А гувернер вел себя так, будто я нашкодивший мальчишка.
– А разве нет?..
– Нет. Я хочу знать, где отец. Я хочу знать все политические новости. И я хочу сдать экзамены и начать готовиться к войне. Фронт может не дождаться, когда я приеду к нему. Он может прийти к нам намного раньше.