Король Рока

Лей Тара

Я взглянула на Шейна, а Лэндон попятился, протягивая руку к дверной ручке.

– Не переживай. В конце коридора полно цыпочек, – потом Лэндон повернулся ко мне. – Обязательно позвони, когда надоест эта унылая задница, хорошо? Обещаю, тебе не придется ничего подписывать.

Несмотря на его кокетливый тон, волна стыда окатила меня, и я рухнула на ближайший предмет мебели – честерфилдский диван, обтянутый светло-коричневой кожей, который определенно видел лучшие дни, чувствуя, что мне только что нанесли удар исподтишка. Все мои намерения открыться Шейну рухнули.

– Просто чтобы прояснить, не мог бы ты сказать мне, кто знает и не знает о нас?

Шейн

предупредительно взглянул на Лэндона, когда тот уходил, но голос его был спокоен.

– Только Тревис, мои пиарщики, участники группы.

– И Пайпер, – добавила я, тихо считая. Как минимум семь человек в курсе, какую роль я играла в жизни Шейна. – И они знают... Всё?

Короткий кивок.

– Да.

Я на мгновение закрыла глаза, а затем открыла их, смотря на источник своей тоски.

– Зачем?– потребовала я ответа.

Шейн раздраженно нахмурился.

– Зачем что?

Ожерелье на шее стало давить на меня.

– Зачем я здесь, притворяясь твоей обожающей девушкой, если все в твоем близком кругу знают, что я всего-навсего реквизит?

Шейн

Болезненное кровотечение в голосе Делэни задело за живое. Я слишком хорошо знал тембр разочарования, и мне было неприятно услышать его из ее уст.

– Ты больше, чем реквизит. Если бы тебя сейчас здесь не было, я бы с Лэндоном и остальными ребятами пил текилу и нюхал кокаин, пока какая-нибудь цыпочка, на чье имя мне насрать, отсасывала бы, – я плюхаюсь рядом с Делэни, обняв ее тонкие плечи и притягивая к себе. – Я больше не хочу быть тем бесконтрольным мудаком-музыкантом. Мне повезло, что я все еще здесь, делаю то, что делаю. Мне нужна твоя помощь, чтобы не облажаться.

Взглянув на лицо Делэни, я чуть не разорвался пополам от страсти, наблюдая, как она покусывает нижнюю губу.

– Через несколько минут мне надо быть на приветственной встрече, а затем на сцене. Я люблю своих поклонников, но определенно предпочитаю их на безопасном расстоянии. Знаю, что у меня бешеная жизнь и это все ново для тебя, но ты нужна мне рядом, Делэни. Сможешь сделать это для меня?

Она наклонила свое лицо ближе к моему, ее глаза были полны сомнений. Если бы у меня был ответ получше на ее вопрос, то я дал бы его. Но у меня есть свой собственный набор «зачем», переполняющий мой разум. Вероятно, чувствуя, что дальнейшие отталкивания бесполезны, она уронила щеку мне на грудь и тихо вздохнула, пробормотав: «Хорошо».

Каким-то образом нам удалось пройти через закулисный бред, который был частью гастролей. Делэни сдерживала меня, когда все, чего я хотел, это прыгнуть на сцену и вырвать микрофон у нашей группы на разогреве. Прошел почти год с тех пор, как я качался перед многотысячной аудиторией, и подготовка к аншлагу в «Стейплс-центре» в Лос-Анджелесе напомнила мне, почему у меня лучшая гребаная работа в мире.

Я любил все в музыке, всегда любил. Играть, петь, записывать – хоть и дико мучительно все делать правильно, но каждая минута была для меня наполнена радостью. А быть на сцене, перед толпой... Это волшебно. Все вокруг оживает. Мелодии, гармонии, тексты – они становятся живыми, дышащими элементами вихря.

Шоу «Nothing but Trouble» было суматошным, но в центре всего этого, я чувствовал только покой.

Вокруг бушевавшего шторма.

Держа руку Делэни, я прошел от своей гримерки до задней части сцены, поглощая грохот толпы, которая заставляла землю под ногами содрогаться

от их энергии. Мое сердце отрывисто стучало о грудную клетку. Я уже иду. Уже иду.

Ребята выбежали передо мной, и толпа разразилась ором, их шум приближался ко мне, словно водоворот, сметая меня к прожекторам. Я направил Делэни в место в углу сцены, где мог бы за ней присматривать.

– Будь тут, слышишь меня? – сказал, сжимая ее руки. Она кивнула, и я поцеловал ее губы, прежде чем шагнуть в эпицентр бури. – Как поживают люди из моего родного города? – я закричал в микрофон, получая в ответ оглушительный рев.

Когда нет места, которое вы называете домом, то можете называть им любое. Лос-Анджелес был тем городом, куда я прибыл, оставив позади то, кем был и что сделал. Место, где я переродился в Шейна Хоторна. Это такой же хороший дом, как и любой другой. Но сейчас на сцене, на любой сцене, я чувствовал себя на своем месте, и я практически захлебнулся волной благодарности, когда крикнул приветствие и позволил себе забыться любовью и обожанием тысяч кричащих незнакомцев. Поглощая каждую молекулу энергии, я проглотил ее целиком и вернул в избытке. Воздух был влажным и тяжелым, и я втянул его, позволяя ему заполнить меня лучше, чем любой наркотик. Это место принадлежало мне. Центр сцены. Обожаем, признан.

Нетронут.

За исключением того, что сегодня здесь Делэни. Я чувствовал ее присутствие, словно был привязан поводком, мог отойти далеко настолько, прежде чем почувствовать притяжение и оглянуться назад, чтобы разыскать ее. И она всегда была рядом, выражение ее лица доказывало, что она проникалась моими песнями. Что их сладкие ноты и суровая обратная сторона касаются ее в тех же местах, откуда я их писал.

Делэни каким-то образом сосредоточила меня. Понимание, что если захочу, то могу обнять ее за секунды, дает мне утешение, которое я не мог объяснить. Дыхание становилось легче, каждый слог плавно проникал в микрофон, очищал вены, очищал голову.

Может быть, она останется.

Делэни

Приветственная встреча была утомительной, моя натянутая улыбка была больше похожа на маску, в то время как Шейн использовал мое присутствие в качестве буфера между ним и его чрезмерно обожающей публикой. Тем не менее, я все еще страдала от признания в раздевалке, что Линн и коллеги по группе знали, что я всего лишь наемный работник, я чувствовала себя мошенницей. Опять же, я и есть мошенница.

Но с того момента, как на сцену вышли «NothingbutTrouble», все это отпало. Четверо из них отправились на сцену один за другим под грохот толпы, переходящий от летнего шквала с прерывистым низким громом к волнующемуся, беспокойному шторму, поднимающемуся с пола стадиона, сотрясая фундамент и электризуя воздух.

Прожекторы и пиротехника усиливали эффект, вспышки струились по воздуху как молнии, выделяя возбужденные лица и вытянутые руки. Дикая энергия прокатилась через тысячи поклонников, требующих начала шоу.

«Nothing but Trouble» не разочаровали.

Стоя на переднем плане в пламени света, Шейн заряжал своим энергетическим зарядом толпу. Запев одну из своих самых известных песен, он приковал внимание аудитории, охватывая каждый квадратный дюйм сцены, а затем ступая на платформу, выступающую в бушующее море людей, словно в лодочный причал. С микрофоном в руках, он был не просто королем рок-н-ролла. Шейн Хоторн был богом, бессмертным, могущественнее, чем жизнь. Завораживающим.