Король терний
Шрифт:
Синдри спешился и повел своего коня под уздцы. Мы, подозрительно оглядываясь по сторонам, пошли рядом, по лесным тропинкам, которые он выбирал как безопасные. К полудню лес поредел и вывел нас к холмам, покрытым вереском. Мы пробирались сквозь папоротник, достигавший нам до пояса, и густой утесник, кустики вереска на каждом шагу пытались поймать нас в капкан, и облачка пыльцы стелились за нами следом.
Синдри не пришлось уговаривать отстать.
— Я вас здесь подожду, — сказал он и устроился в разлапистом папоротнике на солнечном склоне холма. — Удачной встречи с Ферракайндом. Если вы его убьете, то обретете на севере
— Я иду к нему не для того, чтобы убить, — сказал я.
— Может быть, это и к лучшему, — сказал Синдри.
Я нахмурился. Если бы у меня трое братьев погибли в Химрифте, возможно, я бы хотел свести счеты с тем, кто там правил. Хотя, казалось, дейнцы не делают особого различия между Ферракайндом и вулканами. Для них вступить в распрю с ним равносильно тому, чтобы начать враждовать с горой, с которой упал твой друг.
Я повел своих спутников к Халрадре по тем же тропинкам и склонам, по которым мы шли в прошлый раз. На высоте появился ветер и мгновенно осушил наш пот. Солнце светило ярко, обещая хорошую погоду. Если это будет наш последний день, то он будет хорошим. Мы шли по длинной лощине, под ногами черный пепел и расколотые лавовые потоки, давно застывшие, но сохранившие траекторию движения. Высоко над нами виднелась одинокая хижина пастуха, вероятно, построенная в те времена, когда вокруг росла трава. Она казалась крошечной среди горных махин. Легкое облако закрыло солнце, и тень разлилась по безмолвно застывшему утесу с востока на запад. В груди Горгота глухо зарокотало. За время путешествия с Горготом я успел полюбить этот его рокот. Он держал слова при себе, и узнать, что он думает в тот или иной момент, было невозможно. Но он не пропускал ничего, даже тех редких случаев, когда бесчисленное множество тропинок нашего грязного, поношенного мира сходились на короткое время в линию, которая создавала такую ослепительную — смотреть больно — красоту.
Там, где Горгот молчал, Гог трещал за двоих. По большей части я это ему спускал. Детская болтовня. Для них это естественно, ну а для меня естественно не прерывать ее. Хотя во время второго восхождения на Халрадру Гог не сказал ни слова. И это после того, как он в течение нескольких недель засыпал меня вопросами: «Почему у лошади четыре ноги, брат Йорг?» — «Из чего делается зеленый цвет, брат Йорг?» — «Почему это дерево выше того, брат Йорг?» Можно было бы подумать, что его вопросы меня раздражали, но, честно говоря, его молчание раздражало меня в большей степени.
— Гог, сегодня у тебя нет вопросов? — спросил я.
— Нет. — Он стрельнул в меня глазами и тут же отвел взгляд в сторону.
— Ни одного? — уточнил я.
Мы поднимались по склону молча. И я знал, что не страх запечатал ему рот. Для ребенка ужас в том, что он вдруг обнаруживает ограниченность возможностей тех, кого он любит. Приходит время, и ты понимаешь, что твоя мать не всегда может защитить тебя, что твой наставник тоже делает ошибки, что выбирается неправильный путь только потому, что взрослым недостает силы выбрать путь верный… И каждое из таких открытий урезает твое детство; словно удары, они постепенно убивают в тебе ребенка, и вместе с этим в тебе рождается мужчина. Ты становишься сильнее, но к этой силе примешивается чувство горечи и разочарования.
Гог не хотел задавать вопросов, потому что не хотел слушать, как я лгу.
Мы
— Гог, будь добр, дай немного света, — попросил я.
Он раскрыл ладонь, и вспыхнул огонь, как будто он все время держал его зажатым в кулаке.
Я шел первым: через большой зал, по узкому проходу, поднимавшемуся вверх на пятьдесят ярдов и выводившему в сферическую камеру с рельефными стенами и выбоинами в полу.
На этот раз тролли появились очень быстро, с полдюжины выступило из темноты и обступило Гога, державшего в ладони огонь. Горгот напрягся, новички не вызывали у него доверия, но они присели на корточки и наблюдали за нами, за Горготом, не проявляя агрессии.
— Зачем мы сюда пришли? — наконец спросил Горгот. Я не раз задавал себе вопрос, можно ли Горгота вывести из строя.
— Я выбрал свое поле, — сказал я. — Если тебе предстоит встреча со львом, то лучше, чтобы это было не в его логове.
— Ты еще нигде не искал, — усомнился Горгот.
— То, что мне нужно, я нашел здесь.
— И что это? — спросил он.
— Слабая надежда. — Я усмехнулся и присел на корточки, чтобы сравняться с Гогом. — Мы должны с ним встретиться, Гог. Твой огонь рано или поздно тебя погубит, и ни я, ни даже Горгот не сможем помочь тебе. И с каждым разом это будет все хуже и хуже. — Я его не обманывал. Он не хотел, чтобы я ему лгал.
По щеке Гога покатилась слеза и превратилась в пар. Я взял его руку, такую маленькую в моей руке, вложил в нее украденную руну и сжал его пальцы в кулак.
— Я и ты, Гог, похожи. Мы воины и братья. Мы пойдем туда вместе, и вместе вернемся. — Мы с ним были похожи, как никто другой. Если убрать все хорошее в нем и все плохое во мне, то обнаружится то, что связывает нас. И мне нужно, чтобы он победил свою природу. И нужно мне это не из эгоизма и корысти. Если Гог сможет преодолеть то, что съедает его изнутри, тогда, возможно, и я смогу сделать то же самое. Черт возьми, я пересек пол-империи не для того, чтобы спасти худосочного мальчишку. Себя спасти.
— Нам нужно повидаться с Ферракайндом, — сказал я, глядя на троллей. Они наблюдали за мной черными влажными глазами и никак не отреагировали на имя Ферракайнда. — Они понимают, что я говорю?
— Нет, — ответил Горгот. — Они решают, вкусной едой ты будешь или нет.
— Спроси у них, есть ли у пещеры еще один выход, который ведет на вершину горы.
Возникла пауза. Я напряженно вслушивался, пытаясь понять, о чем они ведут разговор, но не слышал ничего, только трепет пламени на ладони Гога.
— Они могут показать нам один проход, — сказал Горгот.
— Скажи им, что придет Ферракайнд. Скажи им, что они должны спрятаться поблизости и, как только потребуется, вывести нас наверх.
Я сразу понял, когда транслируемые Горготом мысли достигли сознания троллей. Они мгновенно вскочили на ноги, черные рты оскалились в рычании, черные языки защелкали по щербатым зубам. Они исчезли, растворились в темноте с еще большей поспешностью, чем появились.
— Хорошо, мы идем к Ферракайнду. Попрошу его помочь нам. — Я развернул Гога лицом от входа к себе. — Если дело пойдет плохо, повтори тот трюк, что проделал в парадном зале герцога. Если Ферракайнд попытается сжечь нас, я хочу, чтобы ты схватил его огонь и перенес в то место, которое я тебе укажу.