Король зимы
Шрифт:
— Я заставлю душу Гундлеуса пронзительно вопить, — с угрозой проговорила она. — Я пошлю ее сквозь бездну в небытие, но никогда, даже в Ином мире, он не обретет покоя.
Я вздрогнул, представив себе ужасную участь Гундлеуса.
В этот момент раздался крик, заставивший меня повернуться к реке. В нашу сторону галопом неслись шестеро всадников. Мгновенно выстроилась наша стена щитов. Но тут я разглядел, что впереди всадников скачет Морфанс. Он мчался, резкими ударами подгоняя свою усталую, покрытую белой пеной лошадь,
Лошади, разбрасывая фонтаны брызг, миновали брод. Я и Саграмор вышли им навстречу. Морфанс притормозил лошадь уже на берегу.
— Артур послал нас вам в помощь, — задыхаясь, прохрипел он. — Враг в двух милях отсюда. Боги, сколько же их, этих ублюдков! Сотни! — Он отер пот со лба и усмехнулся. — Зато добычи хватит на всех.
Морфанс тяжело спрыгнул с лошади, и я увидел у него на поясе серебряный рог. Значит, в нужный момент он подаст Артуру сигнал.
— Где Артур? — спросил Саграмор.
— В надежном укрытии, — заверил нас Морфанс. Потом глянул на мои доспехи, и уродливое его лицо расплылось в кривобокой усмешке. — Тяжелы доспехи?
— Как он вообще сражается в них? — пробурчал я.
— Отлично, Дерфель. И ты тоже сумеешь. — Он хлопнул меня по плечу. — Есть новости от Галахада?
— Никаких.
— Агрикола не оставит нас, как бы ни противились этот христианский король и его безмозглый сын, — уверенно проговорил Морфанс и повлек своих пятерых спутников сквозь нашу стену щитов. — Пусть лошади немного передохнут, — сказал он.
Саграмор нахлобучил шлем. На нумидийце были кольчуга, черный плащ и высокие ботинки. Густо намазанный дегтем островерхий железный шлем придавал ему необычный вид. На этот раз Саграмор собирался драться пешим, что нисколько его не тревожило. Он уверенно вышагивал вдоль шеренги щитов и громоподобным голосом подбадривал своих людей.
Я тоже надвинул шлем поглубже на голову, застегнул ремни под подбородком и, облаченный в военный наряд моего лорда, направился к моим копьеносцам. Вдруг навстречу мне из сомкнутого ряда вышел один из солдат.
— Помнишь меня, лорд? — спросил он.
В первое мгновение я подумал, что он спутал меня с Артуром, и откинул кожаное забрало, чтобы он мог видеть мое лицо. И тут я узнал его. Это был Гриффид, капитан Овейна и тот самый человек, который пытался убить меня в Линдинисе.
— Гриффид ап Аннан, — приветствовал я его.
— Между нами стояла кровная вражда, лорд. — Он упал на колени. — Прости меня.
Я поднял его на ноги и обнял. Борода его поседела, но он был тем же долговязым, тощим и угрюмым человеком, которого я знал прежде.
— Моя душа открыта тебе, — сказал я.
— И моя, лорд, — горячо откликнулся Гриффид.
— Майнак! — узнал я другого моего товарища. — Ты простил меня?
— А надо ли что-нибудь прощать, лорд? — смущенно помялся он.
— Верно, прощать нечего, —
Майнак шагнул вперед и обнял меня.
— Как ты жил? — спросил я Гриффида.
— Много дрался, лорд. По большей части с саксами Кердика. Посмотрим сегодня, каковы нынешние ублюдки. Только вот одно... — Он замялся.
— Ну? — подтолкнул я его.
— Она отпустит наши души, лорд? — спросил Гриффид, косясь на Нимуэ. Он не мог забыть ужасного проклятия, наложенного ею.
— Конечно отпустит, — успокоил я его и подозвал Нимуэ.
Она дотронулась кончиками пальцев до лбов всех тех, кто угрожал мне тогда в Линдинисе. Воины с благодарностью кинулись целовать ей руки. Я опять обнял Гриффида и, повысив голос, чтобы слышали все, сказал:
— Сегодня, друг, мы насытим бардов песнями на тысячу лет. И станем несметно богатыми!
Люди в шеренге ответили радостными криками. У многих в глазах блестели слезы радости. Теперь-то я знаю, что нет большего счастья, чем служение Иисусу Христу, но как же тоскую по воинскому братству! В то утро между нами не было различий. Только великая, возвышающая душу любовь друг к другу. Мы были братьями и чувствовали себя непобедимыми. Даже у сурового Саграмора в глазах стояли слезы. Один из копьеносцев затянул Военную Песнь Бели Мавра, величайшую боевую песню Британии. И сильные мужские голоса взлетели над шеренгой. Вот уже некоторые кинулись в пляс, неуклюже подпрыгивая в тяжелых доспехах, а другие ударяли древками копий по щитам, выбивая воинственный ритм.
Мы все еще пели о том, что без жалости прольем кровь ненавистных врагов, как эти враги вдруг появились. Один за другим возникали и растекались по дальним полям отряды копьеносцев под ярко вспыхивавшими в рассеянном свете дня знаменами. А мы продолжали петь, выказывая презрение к армии Горфиддида. И я пел со всеми, жаждая вступить в битву с отцом женщины, которую любил. И дрался я не только за Артура. Я понимал, что лишь победа может вновь привести меня в Кар Свое и позволит хотя бы еще раз увидеться с Кайнвин.
Всего час понадобился этой громоздкой орде, чтобы выстроить боевую шеренгу на дальнем берегу реки. Но переправиться через реку можно было лишь на мелководье. И этот брод мы собирались защищать до того момента, когда решим быстро отступить. Но пока враг должен был считать, что мы готовы стоять здесь насмерть. Горфиддид поставил в центре шеренги, напротив брода, лучших своих людей и сам ими предводительствовал. Красная краска на его знамени потекла от дождя, и казалось, что оно уже вымочено в нашей крови. Знамена Артура, черный медведь и красный дракон, развевались над нашими головами. Саграмор стоял рядом со мной, примечая и подсчитывая вражеские стяги. Тут кроме орла Горфиддида были лиса Гундлеуса, красная лошадь Элмета и еще какие-то незнакомые нам знамена.