Королев

Романов Александр Петрович

– Молодцы. Все сделано, кругом никого. Даже шум-нуть не на кого, – рассмеялся Сергей Павлович, подошел к ожидавшим его Рудневу и Воскресенскому. – Пойдемте за ворота, – предложил он им, показывая в сторону локомотива, где машинист, высунувшись из окна, ждал команды.

Громадная металлическая дверь корпуса бесшумно открылась, и необычайный поезд осторожно двинулся в путь к пусковой площадке. И, как всегда, ближе всех к ракете стоял Главный конструктор, обнажив голову.

Ракета-носитель вертикально установлена на старте. На фоне неяркого апрельского дня она казалась стрелообразным обелиском.

Королев смотрел на нее

словно в первый раз, воз-можво, мысленно перебирая в памяти поразительные параметры своего детища. Высота носителя 38 метров, а общий полетный вес без корабля 282 тонны. Тяжелее этой летающей машины на свете нет. Как нет аппарата, который в полете делился бы, сбрасывая на землю отработанные части. А ракета «Восток» именно такова. На старте и первом этапе синхронно работают двигатели двух первых ступеней, состоящих из пяти блоков, снабженных собственной энергетикой. Выработав свой производственный ресурс, четыре боковых блока, составляющих первую ступень ракеты-носителя, отбрасываются и падают на землю. Оставшийся центральный блок – вторая ступень – продолжает борьбу с силами земного тяготения, поднимая ракету все выше и выше. Но всегда самое томительное – ожидание момента включения последней, третьей ступени. Она венчает работу предыдущих, так как доводит ускорение корабля до нужной величины. Корабль выходит на орбиту, становясь спутником Земли. Это уже триумф.

Сергей Павлович еще раз взглянул на вершину ракеты, где под обтекателем, напоминающим шлем русского витязя, покоился корабль. "Да, суденышко пока не велико, – размышлял про себя Главный конструктор, – около пяти тонн, а какая силища нужна, чтобы сделать его спутником Земли... Если перевести суммарную тягу всех двигателей ракеты – 400 тонн в привычные лошадиные силы, то получается примерно 20 миллионов... Не сразу удалось нам запрячь этих лошадок, а еще труднее управлять ими...

– Любуетесь, Сергей Павлович? – встав рядом с Главным, поинтересовался его заместитель по системам автоматического управления ракетами Б. Е. Черток.

– А что, скажете, не красиво, Борис Евсеевич?

– Да нет, – усмехнулся тот. – Красиво. Только вспомните, сколько предшественница этой «красавицы» крови и нервов нам попортила.

– Дитя, рожденное в муках, всегда дороже. Да, то заседание в Совете Министров ой как помню. Одни были начисто против, другие воздержались... Отвечает-де за все Главный.

– Были и «за»! Но сами подумайте, пять лет разрабатывали ракету – и вдруг ваше заявление: «Ракета бесперспективна». Надо все начинать чуть ли не сначала.

– Да, в общем, товарищи были по-своему правы, – признался Королев. – Задержать сдачу ракеты на полтора-два года – дело не шуточное. Время и деньги. Спасибо маршалу Жукову. Он первый понял, почему мы хотим перескочить через ступень, и поверил в то, что сможем это сделать.

– Да, положение было сложным, – согласился Черток.

– Никто от ошибок не застрахован, – вздохнул Королев. – История с той ракетой не проста. То, что столько времени потеряли на Р-3, – это не ошибка коллектива КБ. Это моя творческая ошибка как Главного конструктора. Признаваться в ней мне было, согласитесь, нелегко. Но надо! Этого требовала моя гражданская совесть. В Центральном Комитете партии поддержали.

Но говорили со мной круто. И тоже правильно. Центральный Комитет партии всему голова.

– Но время сказало свое слово

в нашу пользу, Сергей Павлович! Не сумей вы тогда настоять, неизвестно, когда родился бы наш «Восток». Таких машин современное ракетостроение еще не знает.

– Надо отдать все же должное и Вячеславу Александровичу. Государственный ум его взял верх над эмоциями. В рабочем порядке, разобравшись позднее во всех деталях предложения ОКБ, Малышев посоветовал несколько пересмотреть техническое задание Р-7. Прибавил нам работы, но зато мы увеличили массу полезного груза с трех до пяти тысяч килограммов. Потому ч вспоминаю его добрым словом.

В конце дня С. П. Королев вместе с Гагариным снова пришли на стартовую площадку, подошли к ракете.

– Юрий Алексеевич, поднимитесь к кораблю. Посидите в нем, осмотритесь, – посоветовал Главный. – В нашем деле нет лишнего глаза.

Через несколько минут летчик был уже на площадке у корабля. Гагарин снял летную куртку, фуражку. О. Г. Ивановский открыл крышку люка, и космонавт с его помощью, как на тренажере в Звездном, скользнул в корабль. В катапультируемом кресле, сделанном по фигуре космонавта, лежать довольно удобно. Летчик оглянулся, задержал взгляд на приборной доске, на ее кнопках, тумблерах. Не дотрагиваясь до них, повторил для себя их назначение. Потом мысленно проиграл несколько этапов полета, вспомнил вчерашний экзамен. Его полетную «грамотность» дотошно, больше двух часов проверяли К. П. Феоктистов и Б. В. Раушенбах. Взглянул на часы и удивился. Он уже целый час сидит тут. Открыв люк, увидел на площадке ожидавшего его Королева.

– Нехорошо получилось, – повинился Гагарин. – Не заметил, как прошло время.

– Столько да еще полстолько вам, Юрий Алексеевич, завтра лететь на корабле.

Долго стояли молча, погрузившись в свои мысли. Бескрайние просторы степи были пустынны, только словно люди-гиганты шагали по ней в разных направлениях мачты, высоковольтных линий. Где-то на горизонте степь сливалась с удивительно голубым небом. А что там, за ним? По небу медленно плыли белые облака. Каждому из стоящих у вершины космической ракеты даже эта бесплодная степь представала удивительно живописной.

Подсвеченная заходящим солнцем, она казалась с высоты гигантским мозаичным панно, выложенным то серыми, то коричневыми, то огненно-красными плитами причудливых очертаний.

Молчание прервал Сергей Павлович;

– Наверное, с высоты Земля наша очень красива, – и, повернувшись к Гагарину, пристально посмотрел ему в глаза, улыбнулся. – Счастливец! Первым ее увидите с такой высоты. – Улыбка, скользнувшая было по его лицу, исчезла, и в глазах появился тот удивительный блеск, который в мгновение изменил их выражение. Гагарин увидел нескрываемое душевное волнение этого волевого и решительного человека. Разговор сразу стал иным.

– И старт, и полет не будут легкими. Вам, Юра, предстоит испытать и перегрузки, и невесомость, и, возможно, что-то еще нам не известное. Вы знаете. Об этом мы много раз говорили, и тем не менее я хочу еще раз напомнить, что в завтрашнем полете есть, конечно, большой риск. И это для вас тоже не новость. – Ученый положил руки на плечи Гагарину и как-то необычно, перейдя на «ты», тепло, по-отцовски, сказал: – Все может быть, Юра. Но помни, повторю вновь – все силы нашего разума будут отданы немедленно тебе, и не забывай, мы коммунисты, и этим сказано все.