Королева бриллиантов
Шрифт:
Голос умолк, а ошарашенный, потрясённый, но довольный принц смотрел не отрываясь на лицо Калиостро.
Наступила продолжительная тишина. Маг медленно открыл глаза, бросил взгляд на кардинала.
— Кажется, я заснул. Прошу меня простить. Не помню, что я тут бормотал...
Вдруг лакей у двери громко объявил:
— Месье Бёмер!
От сна Калиостро не осталось и следа, когда придворный ювелир вошёл в столовую с сияющим лицом. Он был так разряжен, словно собирался присутствовать на королевской церемонии. Кардинал с торжественным видом встал ему навстречу.
— Позвольте представить
Низко поклонившись, Бёмер открыл крышку футляра. Он слышал все эти легенды, которые рассказывали о графе в Париже, о его сверхъестественных способностях, и сейчас находился под впечатлением от этой великой личности. Он вынул ожерелье и со счастливым видом направился к Жанне.
— Позвольте, мадам, — сказал он и ловко защёлкнул у неё на шее замочек. — Да, на ком эти бриллианты могут чувствовать себя на своём законном месте! — сделал он комплимент и, отойдя на шаг, стал любоваться своей работой.
Жанна стояла перед большим узким зеркалом, в глазах у неё рябило от сияющих камней, которые, казалось, отбрасывали язычки пламени. В этом украшении графиня была просто великолепна. Почувствовав ожерелье на шее, Жанна на несколько секунд словно опьянела. Ей не хотелось с ним расставаться. Она глубоко дышала, грудь её плавно вздымалась вместе с рядами бриллиантов, султанчиков, подвесок. Они отбрасывали яркие лучики, переливались всеми цветами радуги, их вспышки озаряли всю комнату.
Жанна стояла, не чувствуя под собой ног, в каком-то экстазе. Вдруг до неё донеслись лёгкие шаги, стук в дверь. Лакей исчез и вернулся в сопровождении человека, который всем своим надменным видом говорил, что ему не раз приходилось присутствовать при встречах самых знатных лиц.
— Именем королевы!
Это был месье Лекло. Кардинал уже был знаком с этим нарочным королевы, доставлявшим письма, наполнявшие всё его существо несравненным блаженством.
Графиня быстро сняла с шеи ожерелье. Разве можно при свидетелях надевать на себя то, что по праву полагается носить одной королеве?
— У всех прошу прощения, — вымолвила она, передавая украшения Бёмеру.
В комнате воцарилась мёртвая тишина. Ювелир с торжественным видом, осторожно положил бриллиантовое ожерелье в футляр и протянул кардиналу. Тот величаво вышел вперёд, как и полагается представителю семейства де Роганов и князю Церкви.
— Месье Лекло, — начал он не менее торжественно, — имею честь передать это бриллиантовое ожерелье вам. Её величество оказала честь месье Бёмеру, согласившись приобрести у него этот шедевр. Я, как и все её смиренные слуги, выражаю надежду, что оно будет ещё много-много дней украшать самую прекрасную и самую грациозную королеву мира.
— Монсеньор, я с большим удовольствием передам ваши добрые слова её величеству и хочу искренне поблагодарить вас за оказанное мне доверие. Мадам, месье!
С каждым произносимым словом месье Лекло отвешивал низкий поклон, пятясь к двери. Дверь растворилась и закрылась. Теперь
Всё, ожерелья теперь с ними не было.
— А теперь позвольте признаться вам, месье Бёмер, — сказал кардинал, задыхаясь от счастья, — что я собственными глазами видел её величество, и она выразила полное одобрение нашей сделке.
Ювелир был на седьмом небе. Он постоянно кланялся, довольно потирал руки. С трудом ему удалось расстаться со славной компанией своих благодетелей. Когда он наконец ушёл, вся троица поздравила друг друга с триумфальной победой. Все весело смеялись.
Когда Жанна вернулась домой, её в домике ждал только муж.
— Как великолепно сыграл свою роль Вилетт! — сказала она, не в силах сдержать возбуждения. — Ах, какая сцена!
— Сейчас он во весь дух мчится к границе. Я тоже уезжаю через час. Встретимся в Амстердаме. Тебе тоже советую: не теряй ни минуты, если тебе дорога жизнь. Уезжай завтра же утром.
Она с величайшим презрением пожала плечами.
— Ты трус! Если я останусь, то ещё смогу подоить кардинала. Первый взнос нужно сделать лишь через полгода, а до этого времени всё будет шито-крыто. Но хочу поставить тебя в известность. На чистом небе всё же появилось тревожное облачко, но это не моя вина. Просто невезение.
Она кратко рассказала о присутствии Калиостро на ужине у кардинала.
— Я знаю, что он чертовски умён, этот граф, — сказала она. — Можно считать чудом, что он решил почему-то ждать и не нанёс вовремя разящий удар. Оставь мне бриллиантик для него, не то будет беда. Я не стану портить ему настроения, но когда произойдёт взрыв и всё откроется, я напишу письмо из Лондона, в котором во всём обвиню его. Неужели этот старый плут считает, что может надуть меня? Ему ещё повезёт, если удастся сохранить свою жизнь.
— Пошёл он к черту! — воскликнул Ламотт. — Ну-ка поцелуй меня. Никогда ещё ты не была такой красивой. Ты сотворила чудо! Сделала нас богатыми людьми. Теперь только не будь дурой и не иди не неоправданный риск. Ну всё, я пошёл...
Итак, ожерелья больше не существовало. Теперь оно никогда не будет украшать шею королевы или знатной придворной дамы.
Остаётся шесть месяцев до развязки. Может, она недооценила Калиостро? Выделенный ему бриллиант так и не попал ему в руки, несмотря на все торжественные обещания...
Достойные друг друга соперники встретились в небольшом домике в предместье Сен-Антуан. Великий пророк зашёл к ней на следующий день, чтобы узнать, какова же судьба ожерелья. Ему не терпелось узнать новости. Графиня сообщила ему то, что можно было принять за истину.
Решили больше не медлить, ибо любое промедление смерти подобно, и отвезти разобранное ожерелье в Амстердам. Она скоро получит подробное сообщение и немедленно передаст слово в слово ему, Калиостро. Её муж и Вилетт, однако, были раздражены его притязаниями, хотя, конечно, высоко оценили услуги, которые он мог им теперь оказать, когда они оказались в таком серьёзном, можно сказать, опасном положении. Но всё же они согласились на делёж вырученных за бриллианты денег, и как только всё будет продано, пришлют подробнейшие отчёты.