Королева четырёх частей света
Шрифт:
— Дайте пушечный выстрел в воздух, — приказал Менданья.
— И чтобы ядро пролетело над лагерем, — вмешалась Исабель. — Эти люди должны понять, что мы вооружены и готовы дать отпор.
Кирос не обратил внимания на её вмешательство. Он признавал только приказы аделантадо и больше ничьи.
— Осмелюсь заметить, ваше сиятельство, — сказал он, обращаясь только к Менданье, — что ядро, пролетевшее над лагерем, может сильно возмутить колонистов.
И стал ждать ответа.
Менданья стоял бледный, опустив руки, дышал тяжело.
— На закате дадите пушечный выстрел.
Кирос вышла. Исабель следом за ним стала подниматься по трапу. Ему пришлось посторониться пропуская её; она спустилась ещё на одну ступеньку, обернулась и, нависая над ним, спросила:
— Сеньор Кирос, чтобы между нами всё было ясно: вы в каком лагере? Вы за губернатора или против?
— Я за всех нас, сеньора, и не против никого.
— Что это значит?
Он, в свою очередь, поспешно оттолкнул её и поднялся ещё на две ступеньки. Теперь уже он возвышался над ней.
— Только то, что я сказал. Гораздо легче развязать войну, чем заключить мир.
— Вы мастер говорить очевидности! Но...
— Что «но», сударыня? — жёстко спросил он.
Голос его был совершенно спокоен, но она почувствовала: там и не пахло холодностью, равнодушием. Она растерялась. Он смотрел на неё с выражением, которое она уже видала. Что-то неотвязное, сумасшедшее, что-то алчное... До сих пор она отказывалась понимать значение этого взгляда у Кироса, отказывалась задерживаться на нём. Но теперь не понять было нельзя.
То была всепоглощающая жажда победы и обладания. И ещё более того — жажда уничтожения. Смесь желания и отвращения. Исабель была для него запретным плодом и вместе с тем — Змеем, которого он должен попрать. Она была воплощением греха, демоном, которого он носил в себе. Была Соблазном.
В его глазах она объявилась Злом. Поняв это, она задрожала от гнева, стыда и испуга. За честь свою она не боялась. Она знала, что Кирос ничего себе не позволит — никакого неуместного или возмутительного поступка. Никогда не попытается обнять её, даже прикоснуться. Даже подойти близко. Похоть Кироса была другого рода. Его желание шло гораздо дальше всего телесного: плоть тут была ни при чём. Он нуждался в абсолютной победе, в полном подчинении.
Завладеть её душой, предписать ей свои законы — и сломать её.
Она вздрогнула и опомнилась. Он получил над ней перевес, о котором не должен знать: внушил ей страх. Ещё больше, чем Мерино-Манрике.
Подумать, что этот мудрый, высокопарный Кирос, такой уверенный в себе, всегда такой спокойный, такой рассудительный — что этот человек, которого она сперва сочла лицемером, а теперь знала, что он искренне благочестив и богобоязнен, что он умел, осторожен, блестящ, превосходный моряк, главное же — полон честолюбия, жажды славы, жажды власти — подумать, что он сгорает от такой страсти к ней...
Однако
Но она поступила наоборот.
Сделала так, как всегда, когда ей бывало страшно: бросилась прямо вперёд на опасность.
Она посмотрела Киросу в глаза.
— Но, сеньор Кирос, — повторила Исабель со всей силой убеждения, на какую была способна, — тот, кто убьёт полковника, спасёт нас всех.
Они смотрели в глаза друг другу. Две противостоящие державы...
Потом Кирос резко повернулся к ней спиной и поднялся на палубу.
Не успела Исабель дойти до своей каюты, как услышала пушечный гром. Подбежав к узенькому окошку, она видела: ядро пролетело по небу прямо над лагерем, как она и требовала.
Из форта донеслись вопли изумлённых колонистов и яростный рёв солдат: «Губернатор по нам стрелял!»
На рассвете шум схватки вырвал Исабель и Менданью из беспокойного сна. Мерино-Манрике и его орда высадились на палубе. Она услышала, как они, расталкивая матросов, спускаются к ним в каюту. Услышала и то, как Кирос, следуя за ними, пытается вступить в переговоры.
Мерино-Манрике открыл дверь без стука.
Менданья поспешно оделся, натянул сапоги и стоял теперь посредине каюты.
— Вы входите, сеньор, даже не спросив позволения, — громогласно произнёс он, — да ещё и не снимая шляпы! У меня есть все основания взять вас под арест и повесить.
— Вот этого как раз и не дадут вам сделать те два человека, которые тут со мной. Что же до прочего, у меня есть к вам пара вопросов. Вчера вечером вы стреляли по лагерю из пушки. Что это значит? Вы нам губернатор или палач?
— Как вы смеете задавать такой вопрос? — взорвалась Исабель. Она помогала Альваро одеваться: натягивала сапоги и пристёгивала саблю, — но сама надеть ничего не успела, стояла в одной рубашке, с распущенными волосами. — Вы приказывали вашим солдатам стрелять по королевскому кораблю! Это уже само по себе государственная измена. А потом была стрельба в лагере. Кого вы собирались убить? Моих братьев?
— Ваших братьев? — Полковник скривил губы от отвращения. — Разрешите задать вам один вопрос, ваше сиятельство: кто здесь командующий?
— Пушка стреляла по моему приказанию, — рявкнул Менданья. Он был бледен. Он весь трясся от гнева. — И накажите своих солдат.
Мерино-Манрике пожал плечами:
— Никто не знает, кто там стрелял. Что касается моих солдат, то они утверждают: по кораблю целилась недисциплинированная сволочь из тех, кем окружил себя капитан Лоренсо.
— Вы лжёте! — отрезал Менданья.
— Здесь кругом ложь, ваше сиятельство. Где ваши острова?
— Выбирайте выражения! В моём лице перед вами стоит сам король.