Королева и ее слуги (Летописи святых земель - 1)

Копылова Полина

Аргаред не понял вопроса и потупился.

– Ладно. Какого беса вам от меня нужно?

Это уже выходило за все допустимые рамки, и настроенный на осторожную мирную беседу Аргаред почувствовал болезненный жар на лице и в кончиках пальцев.

– Ваше величество. Я понимаю, что вы разгневаны ужасным поступком Этери, которому нет названия. Однако я прошу вас проявить терпение и прислушаться к моим словам.

– Да скажи ты мне по-людски, Аргаред, что тебе надо!
– сварливо перебила его Беатрикс.

– Вашему величеству должно быть ведомо, что преступление Этери приравнивается к братоубийству, а также и то, что подобные преступления подсудны по давнему обычаю

только Высокому Совету. И я просил бы вас выдать Этери Совету, чтобы мудрые вместе с вами во всем разобрались и не случилось бы сгоряча промаха. Ведь вы согласны, что дело темное?

– Все это очень мило, Аргаред, но, видишь ли, тут есть одна загвоздка, а именно, что я человек, а не Этарет, и в Совет не вхожу, и вашими стараниями даже Этарона не знаю. Так как нам быть?

– Ваше величество... У нас было много поводов для взаимного недоверия. И сейчас наш союз подвергается самому тяжелому испытанию тот, кто помирил нас, погиб. Возможно, кто-то не хочет нашего примирения. Вы молоды и сильны, но порой вам не хватает осмотрительности, которая приходит с годами, и пока вы не приобретете надлежащего опыта, наша мудрость, накопленная веками, готова служить вам и вести вас по ступеням величия.

– Благодарю, я с детства приучена лазать по таким лестницам в одиночку. К тому же наверху обычно нет места для двоих, тем паче для целого Совета. А сталкивать всех вниз у меня нет ни малейшей охоты долго, да и во всех отношениях неполезно. Хотя, если так пойдет дальше, то придется. И между прочим, Аргаред, мальчишка во всем признался. Метил-то он в меня, а Эккегард стал его жертвой по ошибке. Кубки он перепутал, видите ли. Так что дело это вполне ясное. Осталось только дознаться, кто из вас его надоумил.

– Где он это говорил?

– В Сервайре, в Тайной Канцелярии, Гиршу Ниссаглю. Как видите, я тоже достаточно предусмотрительна и завела себе верных помощников.

Аргаред вспомнил похожих на воронье "помощников" и подавил нахлынувший было гнев.

– Хорошо, пусть так. Но, ваше величество, Этери - один из нас, и он убил одного из нас, и к нам это дело относится в равной степени, если не в большей. Посему Высокий Совет имеет право знать все об этом расследовании. И я настаиваю на присутствии наших свидетелей при допросах. Суд также должен быть открытым.

– Странные вещи вы говорите, Аргаред, - медленно произнесла Беатрикс, и в голосе ее возникла та отстраненность, которая делала его беспомощным перед нею и рождала в нем ощущение рвущихся тяжей мира.
– Очень странные. "Высокий Совет имеет право все знать...", "наши свидетели при допросах...", "открытый суд...". Что это за чертовщина, спрашиваю вас я? Как будто существуют два Эманда - один человеческий, то есть слабый, глупый, низкий, несовершенный, и другой - высший, великий, мудрый, могучий - это ваш. И потому везде-то вы лезете, оправдывая свою назойливость какой-то вашей необыкновенной мудростью, и всех, сожри вас прорва, учите жить. А если что - тычете носом в дерьмо, как котят. Так что люди уже привыкли думать, что они котята, а вы как бы разумные и всезнающие. Но у меня дома все было несколько по-другому. Есть правитель, и есть подданные. И подданные не лезут в дела правителя и не пихают его под локти, бахвалясь своей мудростью. Ничего, я еще вызнаю, из какого такого Извечного леса вы появились. Генеалогическое древо, как и обычные, лучше всего всходит из навоза. Но Этери вы увидите только на эшафоте, потому что королева здесь я, а не ваш Высокий Совет. Я сказала!

– Хорошо, хорошо, хорошо! Ваше величество, умоляю вас, не надо поддаваться чувствам!
– начал наступать Эмарк.
– Это недостойно

правителя. Давайте все обсудим спокойно. Да, по воле Сил, или по воле Бога, здесь живут два племени, если вам угодно будет так их назвать. Живут здесь уже многие века, этого не изменишь за один день, хотя со временем все постепенно меняется. Давайте же совместим ваши обычаи и наши. Мы тоже считаем, что Этери заслуживает смерти. Но не в этом главное. Главное в согласии. Вы вполне законно приказали его арестовать. Но почему же его от всех прячут? Почему родственники не могут повидаться с ним? Это жестоко - оставить его перед лицом скорой смерти в одиночестве. Возможно, родные убедили бы его сознаться быстрее, чем это сделал Ниссагль...

– Не волнуйтесь, Ниссагль сделал это достаточно быстро. Одной ночи хватило. И пары измочаленных плеток.
– Губы Беатрикс искривились в саркастической усмешке: - А родственникам, думаю, предстоит с ним встретиться на том же эшафоте. Так что перед лицом смерти он один не окажется. Вы со страху так засиделись по своим гнездам, что проворонили последние новости. Ниссагль арестовал многих Кронов, почти всех мужчин, за нарушение указа о запрете держать в доме Хартию Воли. Помните такую? Вот Аргаред должен бы хорошо ее помнить. У них, согласно докладу, полно в доме этой мерзости в черновиках и копиях, и еще другой крамолы не счесть. Так что, Эмарк... продолжая вашу мысль о двух племенах и совмещении их обычаев... Похвальное, что и говорить, намерение, но дело в том, что у королей обычаев не бывает. Обычаи бывают у подданных. А короли, к вашему сведению, правят лишь по собственному разумению. Так что простите меня...
– она развела руками, - я не обязана прислушиваться к вашим требованиям. С вашего позволения, аудиенция окончена.

Магнаты поднялись.

– Можете не кланяться. Вы ведь не подданные. Вы Высокие Этарет. Знаю, что кланяться человеку вы не способны - у вас сразу начинает болеть шея. Ходите уж прямо. Только смотрите - я терплю-терплю и начну эту хворь лечить - веревкой или топором. У меня уже и лекари наняты.

После их ухода она подошла к окну, посмотрела на реку. Победа не доставила ей удовольствия. "Скоты, - думала она об ушедших, глядя, как возятся на барже грузчики, - сами-то хороши, сволочи. Такие же люди, как и все. Люди. Мои люди.
– Ей вдруг стало жалко себя, и глухо ворчавшая совесть умолкла окончательно.
– Все они - мои люди. Но своих-то я в обиду не дам".

На площадях Хаара раздался, глуша все, безрадостный вой рогов, и когда он отзвучал, герольдами было объявлено, что по истечении часа в Старом Городе, на площади Огайль, казнят преступника Этери Крона, обвиненного и признавшегося в покушении на жизнь королевы и непреднамеренном убийстве ее жениха Эккегарда Варграна. Толпы народа, сметая все на своем пути, ринулись на Огайль и за полчаса так ее запрудили, что шагу нельзя было ступить - толпу колыхало туда и обратно от сбитого возле стены широкого и высокого помоста к устью улицы Короны.

А люди текли и текли по Плавучему мосту, по открытой Большой Галерее через саму Цитадель, переправлялись на лодках, обсели паромы - чисто мухи на падаль слетались. В толпе царила какая-то добродушная сплоченность - никто не лаялся, не поднимал шума из-за толчков и отдавленных ног, - как будто должно было случиться то, чего давно уже ждали, на что из поколения в поколение надеялись.

С улицы Короны вдруг побежали, расталкивая толпившихся зевак, ландскнехты, потом с грохотом промчались на рысях конники, расчистив проезд до эшафота. Толпа охнула, подаваясь назад. Тихо цокали маленькими копытами, кивали оперенными головами раззолоченные дворцовые кони.