Королева Камилла
Шрифт:
Королева засмеялась:
– Они твои, Ви. Хочешь, чтобы я выдала тебе подтверждающий документ?
Камилла тоже рассмеялась:
– Можете и мои забрать.
– Думаю, твоиногти, Камилла, вряд ли кому-то сгодятся, – сказала Вайолет.
Повисло неловкое молчание. Камиллу всерьез огорчило, что обрезки ее ногтей отвергли.
Королева попыталась спасти положение, сменив тему:
– Так здорово, что у Шанель будет ребенок, правда?
Шанталь, орудуя пилочкой, вздохнула:
– Жаль, что не у меня. Я люблю малышню. Они такие пухленькие и сладенькие, правда?
– Я думаю, вы с Уильямом
Шанталь подняла голову:
– Нет, мы с Уиллом просто друзья. Он не сохнет по мне, я не сохну по нему.
Королеве стало легче. Одну девицу Тоби в семье еще можно ассимилировать, но две привнесли бы слишком много Тоби – генов с психическим и расстройствами: склонность к поджогу, неуправляемая агрессивность при малейшем неуважении, вульгарный вкус по части обстановки и интерьера. Королева попыталась вообразить Шанель и Шанталь кастеляншами Букингемского дворца и живо увидела, как они орут на обивщика, обтягивающего старинную козетку леопардовой шкурой.
– А ну заткнитесь там! – крикнул Барри и прибавил громкости.
На экране представительница «Кеннел– клуба» [87] говорила: «Это самый мрачный час Англии».
– Что ли, война? – тревожно спросила Шанель.
– Заткнись! – рыкнул Барри, добавляя еще громкости.
Красавица телеведущая, которой симпатизировали все присутствующие в комнате, сообщила, что парламент одобрил закон об условиях содержания собак. Женщины слушали в молчании, не решаясь больше досаждать Барри. На экране развернулся полный свод собачьих законов в виде диаграмм и маркированных списков, и королева совсем упала духом.
87
Клуб собаководов, возникший в Англии в 1873 г., впоследствии открывший свои отделения по всему миру, в том числе и в современной России.
Наконец Барри позволил им говорить, и она сказала:
– Мне надо домой. Я оставила телевизор включенным для Гарриса и Сьюзен. Они, должно быть, ужасно перепуганы.
– Не переживай, Лиз, не отнимут у нас собак, – подбодрила ее Вайолет. – Не такие там, блин, дуболомы сидят.
Но королева переживала. Она знала многих политиков, и они были как раз такимидуболомами.
Наведя маникюр с педикюром, Камилла тоже поспешила домой, и Чарльз потребовал прустовского по части подробностей рассказа о том, как она провела время в доме семейства Тоби. Разговор с матерью о беременности Шанель он всячески оттягивал. Камилла заверила мужа, что королева вроде бы рада тому, что скоро станет прабабушкой, но Чарльза и эта новость не ободрила. Он уже побеседовал с сыном и пришел в ужас от его легкомысленного отношения к проблеме. Когда Чарльз упрекнул Гарри в пренебрежении контрацепцией, тот лишь ответил:
– Па, я на это отвечу одним словом, и это слово – Грэм!
После ужина Чарльз откупорил бутылку свекольно – репяного розового, и Камилла сочла, что настал удобный момент сообщить о новом собачьем законе. Захмелевший от неожиданно крепкого вина, Чарльз поцеловал Камиллу в макушку и сказал:
– Еще один пакет законов, которые никто не будет выполнять. Это же Англия, дорогая моя.
Шло последнее заседание
Министр финансов помимо воли без конца ощупывал листок с заявлением об отставке, лежащий во внутреннем кармане пиджака. Он не сомневался в разумности своего решения и испытывал блаженную легкость от того, что скоро выйдет из грязного дела. Они с Митци уедут в деревню, станут подолгу гулять по лесным тропкам – не все еще проселки отошли в частную собственность. Он разведется с Вероникой и женится на какой-нибудь веселой толстушке. И пусть министр финансов еще не повстречал свою вторую жену, но мысленно уже видел: вот она идет ему навстречу, и рядом с ней послушно трусит собака. У этой женщины милое лицо, смеющиеся глаза, она пригласит его к себе выпить чаю с домашними плюшками.
От мечтаний канцлера оторвало появление Джека Баркера, вступившего в кабинет походкой автоматчика, усвоенной после недавнего визита к президенту Соединенных Штатов.
Занимая кресло во главе стола, Джек сказал:
– Нынче утром мы можем себя поздравить. Минувший вечер был триумфом нашей политики. Мы провели два важных закона: акт о стремянках и акт об ограничении собак. Я догадываюсь, что некоторые из вас весьма привязаны к своим… – Джек выдержал паузу, окидывая взглядом сидящих за столом. – Своим стремянкам.
Он засмеялся.
– Но люди должны увидеть, как вы отделаетесь от них, и то же самое касается собак. Мы обязаны подать пример. Я хочу сделать фоторепортаж завтра утром здесь, на Даунинг – стрит. Если ваши собаки находятся в округах, возьмите служебные машины и привезите их. Они нужны мне у резиденции завтра к одиннадцатичасовому брифингу.
– И что станет с нашими собаками? – спросил министр финансов.
– Мы отправим их работать на фермах… в Канаде.
– Это распространится и на собак населения? – подал голос министр внутренних дел.
– Канада – большая страна, – ответил Джек.
Глава секретариата возбужденно зашелестел бумагами, предвкушая всплеск бюрократической возни, карантин и практические трудности с перевозкой десятков тысяч собак, их кормлением в пути и уборкой фекалий. Ведь выбрасывать загрязняющие вещества в море запрещено.
Министр финансов размышлял, хватит ли у него сил устроить переворот. Премьер, что совершенно очевидно, безумен, и канцлер знал, что большинство в кабинете согласится с его диагнозом, если сейчас он поднимется и обличит Джека. Он был почти уверен, что может рассчитывать на остальных, но чувствовал себя бесконечно уставшим и с горечью думал, что у Джека остались сторонники в силовых ведомствах. Слишком поздно. Вынув из кармана заявление, министр финансов подал его Джеку:
– Премьер – министр, я больше не могу работать в этом правительстве.
Все смолкли. Пока Джек читал, никто не смел шевельнуться.
Наконец Джек заговорил:
– Что ж, Стивен, хотел бы я сказать, что ты хорошо потрудился и что нам тебя будет не хватать, но не могу. Ты был не больше чем хренов счетовод и ничем не помог мне противостоять собачьему террору.
– Ты свихнулся, Джек, – произнес министр финансов. – Нетникакого собачьего террора.