Королева Кристина
Шрифт:
Согласно сценарию Карл Густав должен был теперь отказаться от высокой чести и просить кузину вернуться на трон. Кузина, по тому же сценарию, но уже более искренно, чем кузен, должна была это предложение решительно отвергнуть. Последовал обмен запланированными по протоколу любезностями и комплиментами, в результате которого они оба снова спустились с платформы и стали рядом на полу.
Очередь говорить была за Карлом Густавом. Он обратился к правительству и парламенту с заверением править честно и по закону и просил Бога даровать королевству мир (в чём ему, вероятно, по причине неискренности просьбы, было отказано, ибо всё его правление с первого до последнего дня прошло под грохот пушечных залпов). Речь нового короля была ясной, чёткой и содержательной и всем понравилась. От имени риксдага с ответной речью опять выступил Русенхане и пообещал новому королю верность и послушание,
На этом церемония отречения и передачи власти закончилась.
При выходе из зала между бывшей королевой и королём возникла заминка из-за того, кто должен был выйти первым. Каждый из них вежливо уступал друг другу дорогу. Победил мужчина, и Кристина покинула зал первой. Все министры прошли в королевскую комнату, чтобы попрощаться с бывшей королевой. После них пришли придворные, потом дворяне. Королева всем подавала руку и говорила какие-то слова.
Через четыре часа в Упсальском соборе состоялась коронация Карла Густава. Нужно было воспользоваться упсальским форумом и кворумом, чтобы не расходовать средства на пустую формальность. Кристина в это время гуляла в окрестностях города. Когда коронационная процессия вышла из собора на улицу, она была уже во дворце и наблюдала за ней из своего окна.
Позже, ближе к вечеру, она написала письмо во Французскую академию в ответ на обращение французов заполучить её портрет, а потом села за письмо матери. Вот его текст:
«Поскольку судьба вынуждает меня навсегда покинуть место, где я родилась, и потому не имею чести лично засвидетельствовать мою преданность и почтение Вашему Величеству, считаю моим долгом припасть теперь к Вашим стопам, чтобы попрощаться с Вашим Величеством и молить Вас принять моё решение навсегда расстаться с Вами. Я знаю, Мадам, что мои действия не всегда удостаивались Вашего одобрения и что это последнее решение Вам тоже не понравится. Но судьба, которая пожелала сделать меня самым счастливым человеком на земле, диктует, чтобы я ценой Вашего недовольства приняла это счастье. Неправда, Мадам, что я в данном случае не ощущаю боли из-за того, что мне не дано с Вами вновь увидеться. Но когда я вижу, что не смогу Вам быть ничем полезной, то чувствую себя от этого менее неловко; я-то знаю, что я — единственный человек, кто пострадает от этой потери. Именно поэтому я прощаюсь с Вашим Величеством и благодарю Вас со всей моей преданностью и почтением, которые я Вам должна за ту милость и расположение, оказываемые мне Вами за то время, когда я имела честь быть у Ваших ног. Мне ничего не нужно в той ситуации, в которой теперь нахожусь, если бы мне только было позволено умереть, целуя Ваши ноги. Но поскольку судьба сочла меня недостойной этой чести, я отказываюсь от неё, не жалуясь, и никогда не забуду и на расстоянии дарить Вашему Величеству уважение и почтение, которые я Вам должна. Прошу покорнейше простить меня, если я до сих пор в чём-то осталась в этом смысле Вашим должником. Бог мой свидетель, что я всегда испытывала почтение в соответствии с моим долгом, и если я имела несчастье не угождать Вашему Величеству, то в будущем постараюсь искупить это изгнанием, которое добровольно накладываю на себя и навсегда лишаю себя чести находиться близ Вас. Будьте довольны этим искуплением за мои ошибки и избавьте меня от тяжести Вашего осуждения. Как бы Ваше Величество ни поступило, я всегда буду помнить, что я Ваша должница. Я не буду испытывать чувство, которое заставило бы Ваше Величество сожалеть о том, что Вы подарили мне жизнь. И последнее, Мадам: осмелюсь заверить, что я никогда не совершу поступка, недостойного дочери великого Густава. Где бы я ни находилась, я есть и буду Вашего Величества покорная и послушная дочь и слуга Кристина».
В письме, как мы видим, нет и проблеска родственных чувств к матери. Оно содержит «дежурные» напыщенные комплименты, типичные для эпистолярного жанра того времени. Стена отчуждения между матерью и дочерью так и осталась навсегда.
Закончив писать, Кристина переоделась и отправилась на торжественный банкет по случаю коронации короля Швеции. Карл X Густав снова проявил деликатность, уступая ей главное место за столом, но под давлением Кристины он сдался и занял место, которое обычно принадлежало ей. На обеде только что коронованный король подарил бывшей королеве 50 тысяч риксдалеров и заколку для волос стоимостью 38 тысяч риксдалеров.
Вернувшись в свои апартаменты, Кристина приказала слуге отрезать ей волосы. Когда тот в недоумении посмотрел на неё, она сказала: «Поторопись, Юхан, режь. Уж не думаешь ли ты, что я, отдав корону, буду горевать по волосам?»
В 11
В воскресенье Кристина как ни в чём не бывало посетила Большой стокгольмский собор и приняла там причастие, чтобы продемонстрировать свою принадлежность к лютеранской церкви. Это была ещё одна циничная и коварная уловка бывшей королевы, призванная усыпить бдительность Церкви и народа.
Подведём некоторые итоги.
Большинство биографов королевы Кристины склоняются к мнению, что толчком, побудившим её совершить описанные выше драматичные поступки, явилась проблема замужества. Католик С. Стольпе считает, что основным мотивом для отречения от престола было желание королевы ещё больше возвыситься над обычными смертными и в своих добродетелях превзойти всех известных ей великих людей — Александра Македонского, Кира и своего отца короля Густава II Адольфа. Согласно своим стоическим убеждениям она уже достигла того уровня, который возвышал её над толпой и приближал к самому Богу. Но королеве всего этого было мало.
Плохо или хорошо, но ей удалось справиться со своими личными проблемами, и теперь, для того чтобы войти в историю, она считала целесообразным пойти на самую большую жертву, на которую только была способна: отказаться от своего привилегированного положения, передать трон наследнику и покинуть страну, то есть отречься от внешнего общечеловеческого величия и добиться величия внутреннего, духовного. Победив себя, подавив свои страсти и отбросив прочь привилегии, она создавала свою собственную гордую, ни с чем не сравнимую божественную судьбу.
Согласимся в этом со Стольпе, но прибавим, что главной причиной её ухода с трона было всё-таки неприятие замужества. Для этого мало отречения, надо было покинуть страну и начать новую жизнь. Причём, как скоро выяснится, вера во всей этой странной истории играла второстепенную роль и главное для королевы было уехать из Швеции. Переход в иную веру — всего лишь инструмент выполнения этого грандиозного замысла. Об этом свидетельствует тот факт, что буквально накануне своего отречения, в начале 1654 года, она не исключала — при определённых условиях — избрания для своего проживания Дании, то есть не отвергала напрочь лютеранства.
О Дании, пишет Стольпе, она вполне откровенно и серьёзно говорила английскому послу Уайтлоку [83] . Затем её взоры обратились якобы на Испанию и Францию, а потом уж на Италию. Последняя страна была ей близка по своим культурным достижениям и влекла её своим солнечным климатом. Кристине казалось, что Италия в конечном итоге больше всего отвечала её замыслу. Жить в католической стране в качестве протестанта было так же не просто, как католику в Дании, поэтому нужно было решиться на смену вероисповедания. Но, повторяет Стольпе, религия была вторичным элементом плана, и осуществить переход из одной веры в другую было не так уж и сложно, тем более что недвусмысленные гарантии на этот счёт она из Ватикана уже получила.
83
Скорее всего, Кристина и в данном случае излагала англичанину «легенду». Выше мы уже приводили мнение Д. Мэссон о том, что Кристина изначально вполне определённо ориентировалась на Италию.
Так, или примерно так, должна была рассуждать королева Кристина в 1654 году в период, непосредственно предшествующий отречению и в первые дни и недели после него. Об этом свидетельствует её письмо П. Шану от 1654 года, имеющее программный характер: «Я давно уже сообщила Вам причины, заставившие меня не отступать от желания отречься от престола… Я серьёзно над этим размышляла целых восемь лет… Меня мало волнуют аплодисменты. Я знаю, что сцену, на которой я играла, было невозможно оформить по законам театра… Пусть судит каждый, как ему заблагорассудится… Я знаю, что благожелательно меня оценит меньшинство, и уверена, что Вы являетесь одним из них.