Королева Марго
Шрифт:
— Где вы родились?
— В Сен-Коломбане, близ Сузы.
— Сколько вам лет?
— Двадцать семь лет и три месяца.
— Хорошо, — сказал председатель суда.
«Видно, ему это понравилось», — пробормотал Коконнас.
— Теперь скажите, — выждав, пока секретарь запишет ответы обвиняемого, продолжал председатель:
— С какой целью вы оставили службу у герцога Алансонского?
— Чтобы быть вместе с господином де Ла Молем, вот с этим моим другом, который оставил у него службу
— Что вы делали на охоте, когда вас арестовали?
— Как что?.. Охотился, — ответил Коконнас.
— Король тоже был на этой охоте, и там у него начались первые приступы той болезни, которой он страдает в настоящее время.
— По этому поводу я ничего не могу сказать — я был далеко от короля. Я даже не знал, что он чем-то заболел. Судьи переглянулись с недоверчивой усмешкой.
— Ах, вы не знали?.. — переспросил председатель.
— Да, сударь, и мне очень жаль короля. Хотя французский король и не является моим королем, но я чувствую к нему большую симпатию.
— В самом деле?
— Честное слово! Не то что к его брату, герцогу Алансонскому. Признаюсь, его я…
— Речь идет не о герцоге Алансонском, сударь, а о его величестве…
— Я уже сказал вам, что я его покорнейший слуга, — ответил Коконнас с очаровательной развязностью, принимая небрежную позу.
— Если, как вы утверждаете, вы действительно слуга его величества, то не скажете ли суду, что вам известно о магической статуэтке?
— Ах, вот как! Мы, значит, возвращаемся к истории со статуэткой?
— Да, сударь, а вам это не по вкусу?
— Как раз наоборот! Предпочитаю статуэтку. Продолжайте!
— Почему эта статуэтка оказалась у господина де Ла Моля?
— У господина де Ла Моля? Вы хотите сказать: у Рене!
— Таким образом, вы признаете, что она существует?
— Разумеется, признаю, если мне ее покажут.
— Вот она. Это та самая, которая вам известна?
— Очень хорошо известна.
— Секретарь, запишите, — сказал председатель, — обвиняемый признался, что видел эту статуэтку у господина де Ла Моля.
— Нет, нет, — возразил Коконнас, — не путайте! Видел у Рене.
— Пусть будет — у Рене. Когда?
— В тот единственный раз, когда я и господин де Ла Моль были у Рене.
— Вы, значит, признаете, что вместе с господином де Ла Молем были у Рене?
— Вот так так! Да разве я это когда-нибудь скрывал?
— Секретарь, запишите: обвиняемый признался, что был у Рене в целях колдовства.
— Э, потише, потише, господин председатель! Умерьте ваш пыл, будьте любезны! Об этом я не сказал ни слова.
— Вы отрицаете, что были у Рене в целях колдовства?
— Отрицаю! Колдовство совершилось случайно и непреднамеренно.
— Но оно имело место?
— Я
— Секретарь запишите: обвиняемый признался, что у Рене совершилось чародейство с целью умертвить короля.
— Как с целью умертвить короля? Это гнусная ложь! Никогда никакого чародейства с целью умертвить короля не было!
— Вот видите, господа, — сказал Ла Моль.
— Молчать! — приказал председатель и, повернувшись к секретарю, продолжал:
— С целью умертвить короля. Записали?
— Да нет же, нет, — возразил Коконнас. — Да и статуэтка изображает вовсе не мужчину, а женщину.
— Что я вам говорил, господа? — вмешался Ла Моль.
— Господин де Ла Моль! Вы будете отвечать, когда мы будем вас допрашивать, — заметил председатель, — не перебивайте допрос других. Итак, вы утверждаете, что это женщина?
— Конечно, утверждаю.
— Почему же на ней корона и королевская мантия?
— Да очень просто, черт возьми, — отвечал Коконнас, — потому что она…
Ла Моль встал и приложил палец к губам. «Верно, — подумал Коконнас. — Но что бы такое рассказать, что пришлось бы по вкусу этим господам?».
— Вы продолжаете настаивать, что эта статуэтка изображает женщину?
— Разумеется, настаиваю.
— Но отказываетесь сообщить суду, кто эта женщина?
— Это моя соотечественница, — вмешался Ла Моль. — Я любил ее и хотел, чтобы и она меня полюбила.
— Допрашивают не вас, господин де Ла Моль! — крикнул председатель. — Молчите, или вам заткнут рот!
— Заткнут рот? — воскликнул Коконнас. — Как вы сказали, господин в черном? Заткнут рот моему другу?.. Дворянину? Полноте!
— Введите Рене, — распорядился генеральный прокурор Лагель.
— Да, да, введите Рене, — сказал Коконнас, — посмотрим, кто окажется прав: вы трое или мы двое…
Рене вошел, бледный, постаревший, почти неузнаваемый, согнувшийся под гнетом преступления, которое он собирался совершить, — преступления еще более тяжкого, чем те, которые он совершил доселе.
— Мэтр Рене! — обратился к нему председатель. — Узнаете ли вы здесь присутствующих двух обвиняемых?
— Да, сударь, — ответил Рене голосом, выдававшим сильное волнение.
— А где вы их видели?
— В разных местах, в том числе и у меня.
— Сколько раз они у вас были?
— Один раз.
По мере того как говорил Рене, лицо Коконнаса все больше прояснялось; лицо же Ла Моля, напротив, оставалось серьезным, как будто у него возникло какое-то предчувствие.
— А с какой целью они были у вас? — Рене, казалось, на мгновение заколебался.
— Чтобы заказать мне восковую фигурку, — ответил он.