Королева Ортруда
Шрифт:
Ортруда говорила по привычке любезные слова, разговаривала с посланниками о том, что может быть приятно каждому из них. С благосклонною ласковостью приняла она первый раз представленную ко двору молоденькую Имогену, дочь маркиза Альфонса Мелладо. Сказала её отцу ласковые, милостивые слова о том, что Имогена очаровательна. Потом, вспомнив, что дряхлый старик плохо слышит, милостиво подошла к нему близко, и у самого его уха повторила:
— Очаровательное дитя! Её милые черты живо напомнили мне милую маркизу.
Милую покойную маркизу, имя которой вдруг выскочило из памяти Ортруды.
Старый маркиз был очарован
У Имогены уже был жених. Но свадьбу отложили на год. Её жених уехал на днях в Париж. Он был секретарём миссии во Франции. Дни милой Имогены были закутаны белою фатою сладкой опечаленности, пронизанною розовыми улыбками ожиданий, ещё более сладких.
— Имогена, — сказала ей маркиза Элеонора, — вы имеете сегодня большой успех. Принц Танкред очарован вами.
— Я боюсь принца Танкреда, — с простодушною откровенностью сказала Имогена.
Ласково улыбаясь, Элеонора возразила:
— О, милое моё дитя, он вовсе не страшен. Он очаровательно любезен. А как он рассказывает! Как много он видел и испытал! Где только он ни побывал!
В наивное сердце мечтательной Имогены упали палящие искры любопытства, нетерпеливою отравою приникли к её легко опечаленной душе. Ничего не сумела сказать, но подняла глаза на хитрую очаровательницу с таким ожидающим выражением, что Элеонора уже обрадовалась первому успеху.
Потом Элеонора подошла к принцу Танкреду. Сказала ему тихо:
— Ваше высочество одержали новую победу. Но это так привычно для вас, что я даже не смею поздравить вас с этим.
— Вы мне очень льстите, милая госпожа Элеонора, — отвечал Танкред.
— Графиня Имогена Мелладо уже влюблена, — продолжала Элеонора.
— О, это вам кажется, — у неё жених, — сказал Танкред.
Элеонора засмеялась лукаво.
— Жених далеко! — воскликнула она.
— Я едва заметил эту девочку, — сказал Танкред с равнодушием, почти непритворным, — Бог с нею.
Но в глазах его зажегся мгновенный огонек. Элеонора говорила:
— Она влюблена, и потому очаровательна. Ей кажется, что она влюблена в жениха. Ах, эти девчонки ещё верят родным, которые их сватают по своим расчётам. Они влюбляются в того, кого им подставят. Но это так непрочно! Притом же он уехал на целый год. Глупый молодой человек!
— Он делает карьеру, — сказал Танкред. — О, карьеру! — возразила Элеонора. — От человека с его связями карьера не уйдёт. Целый год! Да это для неё вечность! Нет, ваше высочество, она не станет дожидаться так долго господина Мануеля Парладе-и-Ерсдиа. Мы, южанки, созреваем для любви скоро. Не судите о нас по вашим хладнокровным немкам.
— Скоро, хорошо и надолго, — сказал Танкред. — Мне ли этого не знать!
Элеонора засмеялась. Так осторожно, очень весело и очень легко, чтобы не потревожить своей эмали.
Танкред подошёл к Имогене, поговорил немного. Первые, скользящие впечатления, — у неё жуткое любопытство; он легко полюбовался ею. Подумал, что было бы приятно опять увлечь, опять влюбить. Отошёл, почти равнодушный, но не раз взглядывал в ту сторону, где была она.
А для Ортруды, как смутный сон, длился блестящий
Глава сорок пятая
На другой день королева Ортруда велела позвать к себе Астольфа. Нетерпеливо ожидала его. Когда он пришёл, радостно взволнованный, Ортруда сказала ему:
— Милый Астольф, я хочу повторить с тобою наш вчерашний урок. Пройдём опять потайной ход вместе. Проверим, сумеем ли мы сами справиться с этим важным делом.
Астольф радостно покраснел. Ортруда, улыбаясь, сказала:
— Надеюсь, что там мы с тобою не встретим белого короля.
Ещё багрянее покраснел Астольф, жестоко смущённый словами и весёлою улыбкою Ортруды. Он прошептал, стыдливо склоняя голову:
— Вашему величеству не страшен белый король. Тени ваших предков к вам благосклонны.
— А тебе он не страшен? — спросила Ортруда.
— В нашем роду не было трусов, — с застенчивою гордостью отвечал Астольф.
— Так открой же мою потайную дверь, — приказала Ортруда.
Астольф сложил опять её тайное имя, как вчера складывал его гофмаршал, — и снова открылась никому неведомая дверь.
И вот опять, преодолев мгновенный страх зазиявшей перед ними чёрной тьмы, они шли тёмным подземным ходом по той же дороге, как вчера. Toт же лёгкий огонек, теперь в руке Астольфа колебавший свой белый, немигающий взор, освещал их путь. Как вчера, было душно, и влажный воздух был неподвижен и оранжерейно тёпел. Зыбкая тьма трусливо убегала в углы переходов, и там вздрагивала, и смеялась беззвучно и тупо, и дразнила. Как вчера.
Но сегодня Ортруда и Астольф были одни. Докучной старости не было с ними. Их обоих равно волновало таинственное, тёмное сладострастие этого уединения. Казалось, что здесь всё возможно, всё дозволено. Мечтания зажигались в них, и хотелось сделать что-то невозможное для земли, неслыханное на земле.
Но что же ты, бессильная мечта! Боишься ли ты камней, тепло и влажно жёстких под их смутно в полутьме белеющими ногами? Или ещё не настал твой час ликовать и радоваться?
Наконец Ортруда и Астольф подошли к высокой бронзовой двери, последней перед гротом. Звонкая радость охватила их обоих. Они смеялись, кричали от восторга забавные и простодушные слова, как дети, возились у двери, и кричали, звонко смеясь:
— Я открою, я!
— Нет, я!
— Пусти меня, ты не знаешь.
— Знаю, помню.
Наконец Астольф первый нашёл и нажал пружину, скрытую в стене между двух больших камней. Со скрипом медленно приоткрылась тяжёлая дверь. Открылся грот, и узкая дорожка у самой воды. Пробирались осторожно по этой дорожке, Астольф впереди, и за ним Ортруда.
Было сыро, и ещё более душно, и тяжело было дышать. И всё здесь было странно и необыкновенно, как в сказке. Небывалым на земле казалось даже освещение, — смешивался слабый свет ручного электрического фонаря с мутною полумглою грота. Электрический фонарь бросал беглые отсветы на стены грота, и они казались тёмно-красными. И на ногах Ортруды и Астольфа ложился тот же тёмно-красный отблеск, и казалось, что по тёмно-огненной они идут дороге, и багрово пламенеют оба. Капли воды, которые со звучным в тишине плеском медленно и мерно падали со сводов в воду, казались тёмно-красными, — точно это капала тяжёлая кровь какого-то каменного чудовища. Причудливою, зловещею тенью темнела яхта среди неподвижной воды бассейна.