Королева Ойкумены
Шрифт:
«– …Согласны ли вы на проведение ментального сканирования вашей памяти в рамках упомянутого эпизода?
Голос судьи гремит под сводами зала.
– Да, ваша честь.
– Ультимат-опросчик, приступайте.
…Окровавленное тело у края тротуара. Вой двигуна на форсаже – удаляется, гаснет. Сердце отчаянно стучит в груди. Скорее, проверить – жив ли, вызвать помощь…
Стоп.
Есть!
За долю секунды перед тем, как прикипеть к скорчившемуся, изломанному телу, взгляд успевает вскользь мазнуть по пустынной улочке. Скрывающийся за углом мобиль. Сознание свидетеля не успело его зафиксировать. Но „шоковая“ память сохранила всё, до мельчайших деталей. Конкретизация… номер…
– …единственный выживший свидетель находится в коме. Врачи не дают никаких гарантий. В свете сложившейся ситуации было получено согласие родственников пострадавшего на проведение ментального сканирования мозга…
– Я готов, ваша честь…
– …Я невиновен! Я требую ментальной проверки моих показаний!..
– Ваше требование признано уместным. Эксперт Лешуа, приступайте…»
Экстренный вызов коммуникатора пронзил запястье мерзким зудом. Регина едва сдержалась, чтобы не выдать что-нибудь из лексикона адмирала Рейнеке.
– Прошу прощения. Меня вызывают.
– «Экстра»? – Клод тактично отошел в сторону. – Сочувствую.
В голосфере объявилась хмурая физиономия комиссара Фрейрена.
– Дудки! – рявкнула Регина, не дав комиссару и рта раскрыть. – У нас юбилей интерната! Все мои друзья, однокашники… Когда я их увижу? Еще сто лет ждать?!
– Я жду вас у ворот, – не слушая ее, сказал Фрейрен. – Поторопитесь.
Выглядел он – краше в гроб кладут. На рукаве комиссарского сюртука Регина лишь сейчас разглядела креповую повязку. «Его самого выдернули, – догадалась она. – С похорон. А тут я с юбилеями…»
– Сейчас буду.
У калитки она едва не столкнулась со старшим коллегой – маркизом Трессау. Оглянувшись, Регина увидела еще трех человек, спешивших к ним. Один показался знакомым. Ну да, конечно… Доктор Клайзенау, бессменный врач интерната, за прошедшие годы совсем не изменился.
V
В «Шмеле» едва хватило места для двоих. Пристроившись рядом с комиссаром, Регина чувстовала себя кошкой, зажатой в щели между стеной и шкафом. Ее не утешала даже теория, гласившая, что любовь крупных мужчин к тесным кабинам говорит о подспудном желании вернуться в материнскую утробу. Находиться в одной утробе с Фрейреном – то еще удовольствие…
– Что случилось?
Комиссар уверенно поднял аэромоб в воздух. Следом взлетела вторая машина, куда более вместительная – она приняла
– Вот, – вместо ответа комиссар бросил ей на колени планшет. – Ознакомьтесь и подпишите.
Текст, выведенный на экран, предупреждал:
«Я, Регина ван Фрассен, обязуюсь… не разглашать сведений, которые будут мне доверены или станут известны иным путем… не сообщать устно, письменно и ментально кому бы то ни было… не передавать и не раскрывать публично… не использовать в своих интересах, или в интересах других лиц… я предупреждена, что в случае нарушения… к уголовной ответственности в соответствии с законодательством…»
– Стилус в нижнем гнезде. Не упрямьтесь. Так будет лучше.
Регина не знала, кому так будет лучше, но подписала, не чинясь.
– Теперь вы введете меня в курс дела?
– Нет.
– Это шутка, комиссар?
– Мне не до шуток, – подтверждая сказанное, лицо Фрейрена было мрачней тучи. – Я сам мало что знаю. Прилетим, нам всё расскажут, покажут…
– Куда мы летим? Или это тоже государственная тайна?
– Правительственный поселок «Заречье». Бывали там?
– Ни разу.
– Всё однажды случается впервые…
Чувствовалось, что говорит комиссар через силу. Регина тоже замолчала, против воли то и дело косясь на траурную повязку Фрейрена. Черный креп притягивал взгляд, как магнитом. В повязке, как в символе, сосредоточилась вся неизвестность, ждущая человека за гробом – или в правительственном поселке «Заречье», где всё расскажут и покажут.
– Сын, – бросил Фрейрен, заметив нервный интерес соседки. – Вы же хотели спросить: кто? Отвечаю – сын. Старший. Миротворческая бригада «Саркастодон», майор саперного батальона. Погиб при исполнении, под Непаем… Это на Кутхе, в системе Наль-Цер.
– Я в курсе. Там что, до сих пор?
– Там – всегда.
– Каутли?
– Нет, сепаратисты ФОК. Диверсия на трубопроводе…
Машина шла над верхушками елей, давших название заповеднику. Море серебристой хвои простиралось во все стороны. Искрясь на солнце, мягкие волны текли к горизонту. Нельзя было даже заподозрить, что каждая хвоинка этих елей, выведенных по спецзаказу, гораздо жестче и острей, чем у других пород. Выпрыгни из кабины, или ввергни «Шмель» в убийственное пике – и уверься, пока летишь, что войдешь без всплеска в расплавленное серебро…
«Прошлое не уходит, – думала Регина, лихорадочно подыскивая слова. – Оно стоит за спиной. Дышит в затылок. Ты убеждаешь себя, что отринул, вычеркнул, обошел на дистанции… И вдруг тебя догоняют, хлопают по плечу: „Привет!“ Уж лучше ожидаемый удар, чем такой внезапный привет. Я надеялась, что Кутха забыта. Изгнана в самый отдаленный, самый невостребованный клочок моей памяти. Дура я, дура…»
– Извините.
– Ничего.
– Примите мои соболезнования.
Комиссар кивнул – так, словно у него затекла шея.