Королева пламени
Шрифт:
— Но не вечно, — процедил брат сквозь стиснутые зубы.
— Вам нужны вода и еда. Что еще? — спросил Алюций у Кресии.
— Еще не помешали бы новости о войне.
— Отправленный на Мельденейские острова воларский флот катастрофически разбит. Токрев хочет взять Алльтор, Дарнел выехал с рыцарями на охоту за Красным братом.
— А лорд Аль-Сорна?
— Пока никаких вестей, — ответил Алюций и покачал головой.
Кресия вздохнула и встала:
— Когда вернетесь?
— Если можете подождать, то через два дня. Непросто собрать много еды, не вызывая подозрений.
— Нам
— Его единственная задача — защищать меня и убить, если я выйду за город. В остальном он глух и нем.
— Я доверяю вам, потому что аспект Элера не послала бы вас без причины, — сказала Кресия и открыла сумку на поясе.
Дротики встали на хвосты и один за другим в идеальном порядке залетели в сумку — элегантно и невероятно. Алюций улыбнулся.
— В ночь падения города я убила ими много людей и тварей. Я потеряла им счет. При этом я истекала кровью и умерла бы, если бы сестра не отыскала меня и не принесла сюда. Поэт, запомните: я выпущу из себя всю кровь до последней капли, чтобы убить вас.
Алюций нашел отца беседующим с командиром воларского дивизиона у ворот на Северную дорогу. Батальон вольных мечников копал глубокую канаву перед воротами. Алюций остановился на приличном расстоянии — но так, чтобы слышать разговор.
— Ламповое масло? — спросил воларец.
— Причем все, какое сможете найти, — подтвердил Лакриль Аль-Гестиан. — Чтобы наполнить эту канаву от края до края.
Воларец посмотрел на расстеленную карту, проследил линии, изображающие стены, местность за ними. Алюций слегка надеялся, что воларец окажется высокомерным и отвергнет совет побежденного, но, к сожалению, просчитался. Воларец вовсе не был глупцом.
— Отлично, — сказал он. — Вы выбрали места для машин?
Отец Алюция указал несколько точек на карте, воларец кивнул.
— Но, конечно, мне нужны сами машины, — добавил отец.
— Они будут здесь через тридцать дней, — заверил командир дивизиона. — А с ними тысяча варитаев и триста куритаев. Совет не забыл о нас.
Если Лакриль Аль-Гестиан и утешился услышанным, то виду не подал.
— Армия может много пройти за тридцать дней, — сказал он. — В особенности — армия, питаемая любовью к воскресшей королеве.
Алюций с трудом подавил вскрик. Надо же сдерживаться перед воларцем! А сердце бешено заколотилось в груди — сильнее, чем в темноте под разрушенной таверной.
Лирна жива!
Мирвек выпрямился, тяжело посмотрел на Лакриля.
— Это ложь, выдуманная лжецами ради того, чтобы оправдаться, — и ничего более, — заявил он. — Когда вернется ваш король, это вы и скажете ему. Та, что ведет ползущий сюда сброд, — не ваша королева.
Лакриль лишь слегка кивнул в знак согласия. Да уж, он точно не станет кланяться воларцам. Мирвек еще раз смерил его тяжелым взглядом, развернулся и пошел прочь. За ним потрусили помощники.
Когда Алюций подошел к отцу, сердце еще не успокоилось.
— Королева? Вправду?
— Так говорят, — не отрывая взгляда от карты, ответил отец. — Якобы ей вернула жизнь и красоту
«Так сюда идет Ваэлин? А значит, с ним и Алорнис!» — подумал Алюций, а вслух спросил:
— А что с Токревом и Алльтором?
— Первый убит, второй спасен. Сегодня утром прибыл гонец из Варнсклейва. Похоже, вся армия Токрева перебита до последнего человека, а на север идет большое войско под предводительством королевы, благословленной Тьмой. Сын мой, похоже, в скором будущем тебе обеспечат концовку для поэмы.
Алюций глубоко вдохнул, посмотрел на вольных мечников, копающих канаву, и спросил:
— Отец, разве рвы не копают обычно за стенами?
— Да, конечно. И, если время позволит, я велю выкопать рвы и за стенами — для видимости. Но настоящая оборона будет здесь.
Отец постучал по карте зазубренным шипом, высовывающимся из правого рукава, и Алюций разглядел на ней причудливую сеть черных линий, наложенных на лабиринт уже не существующих улиц.
— Это — преграды, тупики, огненные ловушки и так далее. Аль-Сорна хитроумен, но и он не может творить чудеса. Этот город станет могилой его армии.
— Милорд, я умоляю вас, — подойдя к отцу, тихо произнес Алюций.
— Мы уже говорили об этом, — устало и зло ответил отец. — Я потерял одного сына и не хочу терять другого. Все.
Алюций вспомнил ночь, когда пал город. Сполохи пламени и крики пробудили Алюция от пьяной дремы. Пошатываясь, он спустился по лестнице и увидел в главном зале отца, окруженного куритаями. Отец бешено рубил их, один уже лежал на полу, но рабы не пытались убить Лакриля Аль-Гестиана. Алюций остолбенел, и тогда мускулистая рука сдавила ему шею, короткий меч уперся в висок. Офицер из вольных мечников закричал отцу, показал на сына.
Алюций подумал, что никогда не забудет выражение на отцовском лице: не стыд, не отчаяние, но лишь страх за свое любимое дитя.
Алюций отступил, обхватил себя руками и тихо сказал:
— Тридцать дней. Как раз в канун праздника.
— Да, — немного поразмыслив, ответил отец. — Наверное, так. — Он с тревогой посмотрел на сына: — Алюций, тебе нужно что-нибудь?
— Еще немного еды. Аспект Дендриш грозит повеситься, если мы не накормим его досыта. Хотя сомневаюсь, что простыни его выдержат.
— Я позабочусь, — пообещал отец.
— Спасибо, милорд! — широко улыбнувшись, сказал Алюций.
И сердце успокоилось. Вот что значит решиться.
Он уже собрался уходить, когда у ворот возникла суматоха. Варитаи расступились и пропустили одинокого всадника. Алюций определил в нем дарнеловского охотника, типа из своры грабителей и головорезов, набранных из отбросов Ренфаэля для охоты на Красного брата. Конь был в мыле, хрипел. Нелепо скрючившись в седле, всадник подъехал к Лакрилю, чуть не упал, когда спешивался, изобразил поклон, что-то зашептал. Алюций не мог ничего расслышать. Но, судя по реакции отца, прибыли важные новости: он зашагал вдоль рва, выкрикивая приказы на ходу. Следом заспешили оба охранника-куритая. Напоследок до Алюция донеслось лишь слово «кавалерия».