Королева Шотландии в плену
Шрифт:
Однако она помолвлена с герцогом Норфолкским и не может ничего предпринять без его согласия. Она напишет ему об их предложениях и тогда даст им ответ.
Ответ Норфолка звучал уклончиво; он не совсем отвергал идею использовать молодых людей из Дербишира. Герцог писал, что, возможно, сейчас не время вмешиваться молодым людям, поскольку Елизавета, вероятно, готовится обращаться с ней подобающим образом. Но если этот план осуществится, то сыновья Дерби — именно те люди, которых он хотел бы видеть во главе этого мероприятия.
Вдохновленные конспираторы
Таким образом, летние месяцы были оживлены этими планами. Можно было радоваться, когда письма благополучно доставлялись в дом, а поскольку без подобных событий жизнь казалась бы невыносимо тоскливой, Мария вновь позволила себе мечтать о побеге.
План прорабатывался. Марии предлагали бежать из окна с помощью веревки; лошади будут наготове, и ее проводят в Харидж, где корабль будет готов к отплытию во Фландрию.
Вести об этом плане разнеслись по всей округе и обсуждались во всех гостиницах и тавернах во владениях герцога Норфолкского. Сам он оставался в Тауэре, и его люди ворчали, что несправедливо держать герцога в тюрьме только за то, что он хотел жениться.
На ярмарке в Гарлестоне на помосте стоял человек и обращался к толпе. «Где наш герцог? — требовал он ответа — Где это видано, чтобы благородного герцога — нашего герцога Норфолкского — держали узником в Тауэре? Место герцога в Норфолке, с его людьми».
Раздались крики в поддержку оратора, и вскоре собралось несколько сот человек, выкрикивающих неодобрительные возгласы в адрес королевы, которая бросила в Тауэр их герцога, не совершившего никакого преступления.
— Мы двинемся на Тауэр, — закричал первый оратор — Мы подожжем тюрьму и вернем нашего герцога в Норфолк, где ему и следует находиться.
Толпа двинулась; но прежде чем они прошли несколько миль, их перехватили солдаты королевы. Они арестовали зачинщиков и повесили их на ближайших деревьях, а остальные бунтовщики развернулись и побежали, спасая свои жизни.
Беспорядки закончились, почти не успев начаться. Но когда вести об этом дошли до Елизаветы, ей стало не по себе. Ничто так не угнетало королеву, как выступления подданных против нее. Она не боялась своих министров, потому что знала, как обращаться с ними. Первый шаг — в Тауэр, а следующий — на плаху. Но она постоянно опасалась потерять популярность у простого народа.
Когда подобное случалось — хоть в самой незначительной мере, хоть сколь угодно далеко, — она всегда понимала, что необходимо предпринять какие-то меры, пусть даже для самоуспокоения.
В мрачной тюрьме Тауэра Норфолку становилось все более не по себе.
Всякий раз, когда он получал письмо, часто спрятанное в пробке бутылки с элем, его охватывала дрожь; его волновало, что когда-нибудь это обнаружат. Ему казалось иронией судьбы, что его, клявшегося, что он никогда не будет
Брак с ней сулил большую выгоду, поэтому, может быть, и стоило рискнуть пару раз.
Но бывали моменты, когда, глядя на решетку в своей камере или прислонившись к холодной каменной стене, он задумывался, освободят ли его когда-нибудь, а если это и произойдет, то не для того ли, чтобы совершить самое короткое путешествие в жизни до Тауэр Хилла, где топор палача повернется к нему острием.
В тюрьме началась эпидемия чумы. В таких условиях она может распространиться, как огонь во время бури, так что вполне возможно, что его вынесут отсюда в гробу.
Сэр Генри Невил, который специально был назначен королевой охранять его, относился к нему с уважением, подобающим его званию; но герцог знал, что если королева прикажет казнить его, то Невил, не колеблясь, сделает то, чего от него потребуют. А у Норфолка почти не было надежды когда-либо покинуть эту тюрьму, если только Елизавета не смягчится.
Невил зашел в его камеру; они сидели за столом и играли в карты, чем занимались довольно часто, пытаясь скоротать время.
— Как там чума? — спросил Норфолк.
— Плохо… очень плохо.
Норфолк рассматривал карты, но не думал об игре.
— Если бы благодаря Богу я мог вернуться в свои владения, то держался бы подальше от двора, заверяю вас.
— И поступили бы правильно, — отозвался Невил, — В Норфолке подняли бунт, и королева недовольна этим. Как я слышал, кто-то из ваших людей на ярмарке хотел знать, почему вас содержат узником в Лондоне.
— Какого черта! — улыбаясь, ругнулся Норфолк. — И что королева ответила на это?
— Ответ был короток и прост. Теперь зачинщики качаются на виселицах, служа предупреждением каждому жителю Норфолка, который пожелал бы выкрикнуть: «Говард!»
— Тогда это сослужило мне плохую службу.
— Боюсь, что да. Ничего хорошего не может быть, пока не перестанут болтать о браке между вами и королевой Скоттов.
Норфолк мрачно кивнул. Но, думал он, проект зашел столь далеко, что от него трудно будет отказаться. Как знать, а вдруг Елизавету свергнут с престола, а ту, другую, возведут на него? Что, если Марию сделают королевой Англии, а он окажется столь недальновидным, разорвав свою помолвку с ней?
Он помнил тот момент, когда он отрицал перед Елизаветой свое намерение вступить в брак с Марией. Он тогда сказал, что не сможет спокойно спать на своей подушке, женившись на такой женщине. Он был уверен, что в тот раз Елизавета удовлетворилась этим; но позже она припомнила ему эту фразу, когда, подозревая, что он ведет переговоры с Марией, она, сидя как-то за ужином, наклонилась к нему, крепко схватила за руку и предупредила, чтобы он поглядывал на свою подушку.
Он страшно боялся подобных случаев; они напоминали ему о том дне, когда он услышал, что его отец лишился головы только потому, что правитель пожелал этого.