Королева викингов
Шрифт:
Все они уже знали, что их король Сигрёд лежал мертвым на юге рядом со своим братом королем Олавом. Впрочем, у Сигурда были и новости для вновь прибывших.
— Преданные люди ушли в Упланд с Трюггви, сыном Олава, и Гудрёдом, сыном Бьёрна Коробейника, который воспитывался у Олава, — сказал он. — Я слышал, что они оба — подающие надежды юноши, но тем не менее всего лишь юноши. А кто знает, долго ли они будут в горах в безопасности? Эйрик Кровавая Секира идет по всему Викину, опустошая те поселения, где его не сразу признают господином.
— То же самое могло быть и на юго-западе, если бы Эйрик потерпел поражение, —
— То же самое будет с нами на будущий год, если мы не сдадимся ему, — ответил Сигурд.
— Да пусть он только осмелится! — рявкнул Нарфи.
Вожди, словно сговорившись, расправили плечи. Великой и богатой страной был Траандло, обитель героев. В старину сюда прибыл с юга Хаддинг, чтобы сразить великана и завоевать дочь короля. Отсюда ушел на юг Бьярки, ставший правой рукой Хрольва Краки.
— Он осмелится, — уверенно сказал ярл, — и победит, если мы не сможем поднять против него всю страну. Теперь, когда не стало ни Сигрёда, ни его брата Хальвдана Черного, у нас нет ни одного человека, вокруг которого мы могли бы сплотиться. Сигурд Огромный, последний оставшийся в живых сын Харальда Прекрасноволосого и Снаэфрид, счастлив тем, что может спокойно сидеть королем в своей Хрингарики, и готов платить дань любому, кто будет у власти. К тому же народ, вероятно, отнесся бы к нему с недоверием из-за славы его матери. В повиновении у Эйрика будет вся Норвегия, за исключением наших мест. Я не стал бы даже надеяться на Хологаланн. Эзур Сивобородый — отец королевы Гуннхильд — все еще пользуется там сильным влиянием.
— Возможно, Эйрик будет не столь суров с нами ради тебя, — предположил Осбьёрн. — Твоего отца высоко ценил Харальд Прекрасноволосый. А после него — тебя.
— Это было выгодно для нас. Однако и нас он лишил старинных прав. Вы все, как и я, а может быть, и лучше меня, знаете, насколько сильно тронды возмущены этим. Эйрик Кровавая Секира будет еще хуже: более резким, более жестоким, более цепким. Я знаю его, да, я знаю его. Нам нужен другой, лучший король.
Ветер снаружи завывал. Дождь хлестал по крыше, полосовал стены. Вспыхнула молния; почти сразу же раскатился гулкий длинный раскат грома.
— О чем ты думаешь? — спросил Кори из Грютинга.
Ярл Сигурд наклонился вперед.
— Не все сыновья Харальда Прекрасноволосого мертвы или покорены, — медленно произнес он. — Один живет на свободе. Я присутствовал при его рождении, собственноручно возлил на него воду и дал ему имя в честь моего собственного отца. Я говорю о том, что нам следует отправить послов в Англию.
Книга III
Люди запада
I
Возвращаясь в Винчестер после триумфа в Камбрии, король Эдмунд останавливался везде, где считал нужным, чтобы поговорить с дворянами, выслушать простолюдинов или рассудить какую-нибудь тяжбу. По пути к нему присоединялись те его придворные, которые по каким-либо причинам не ходили воевать и оставались дома, а также семьи участников войны. Многие из них дожидались в Лондоне. Первую остановку после выезда из великого города король сделал тоже на Темзе, в Рединге. Там имелось не более четырех десятков домов, и все же это был очень важный город богатого, населенного графства. Здесь же находилось и имение графа, в котором можно было принять и такого
Рано утром на следующий день из графской часовни вышли двое молодых людей. Вряд ли кто-либо, кроме них, слушал эту мессу; знатные люди только-только начинали просыпаться после затянувшегося допоздна вчерашнего веселья, простонародье уже должно было вовсю трудиться. Эти двое задержались после окончания службы, чтобы еще помолиться. Выйдя на яркий утренний свет из полутемного помещения, озаренного только слабыми огоньками свечей, оба заморгали и на некоторое время замерли возле дверей.
Теперь, когда датской угрозы не существовало, город вышел за тесно сдавливавшие его земляные укрепления и частокол, а поместье расположилось, ничем не огороженное, на берегу реки. Позади часовни были видны стены, крыши, поднимались к небу дымы. Оттуда доносились приглушенные человеческие разговоры, мычание коров, лай собак да время от времени озабоченное квохтанье кур. А перед часовней расстилался блестевший от росы травянистый склон, пересеченный утоптанными дорожками, доходившими до воды, над которой еще плавали клочья тумана. Солнце только что выглянуло из-за вытянувшейся справа в отдалении гряды деревьев, отбрасывавших длинные тени на землю, раскрашенную зеленой, лишь слегка пожухшей к исходу лета стерней недавно убранного урожая. Неподвижный прохладный воздух здесь, немного выше воды, был идеально прозрачным.
— Тебя посетило знамение? — очень тихо, почти шепотом спросил Брайтнот.
— Нет, — ответил Хокон. — А тебя?
— С какой стати? Ведь это тебя призывают… — Брайтнот сглотнул. — Призывают в твое королевство.
Хокон смотрел мимо него куда-то вдаль.
— Я подумал, — ему, очевидно, тоже было трудно говорить на эту тему, — что… через тебя… святой мог бы… мог бы говорить через тебя.
— Но кто я такой?
— Мой ближайший друг.
Оба умолкли, их лица покрылись румянцем. Вроде бы для смущения не могло быть никакой причины, однако их мысли могли найти какую-нибудь причудливую зацепку. Да, Хокон был королевским воспитанником, но и отец Брайтнота поднялся до ранга командира королевской охраны. Обоим было по пятнадцать лет, правда, Хокон на несколько месяцев старше; у него было костлявое лицо, а голова с длинными соломенно-желтыми локонами возвышалась на добрых два дюйма над макушкой друга, покрытой темно-русыми курчавыми волосами. У Брайтнота были карие глаза и короткий нос, а щеки оставались еще нежными и гладкими, как у девушки. Они вместе играли, вместе участвовали в различных состязаниях, вместе искали различные способы доказать свою мужественность, а тайн друг от друга у них почти не было.
— Ты… У тебя много друзей, — заговорил наконец Брайтнот. — Тебя все любят. Сам король…
Хокон перевел дыхание и расправил плечи. Его голубые глаза встретились со взглядом карих.
— Да, король был добр ко мне, — согласился он.
Эдмунд относился к мальчику из Норвегии с далеко не той отеческой заботой, как Ательстан, так неожиданно умерший уже пять лет тому назад. С одной стороны, Ательстан никогда не был женат и не имел собственных признанных детей, тогда как его единокровный брат пережил первую жену и взял вторую. К тому же Эдмунд часто бывал в отсутствии. Тем не менее он следил за воспитанием иноземного принца.