Королева Виктория
Шрифт:
Наконец настал печальный день, когда дядя Леопольд и тетя Луиза должны были нас покинуть. Бросившись в объятия дяди Леопольда, я прорыдала:
— Не уезжайте.
Он погладил меня по волосам и сказал, что глубоко сожалеет о необходимости расстаться со мной.
— Но я должен управлять государством, малютка. Я уцепилась за руку тети Луизы.
— Я буду так скучать без вас. Дядя Леопольд прошептал мне на ухо:
— Скоро я пришлю кузена Альберта утешить тебя.
Это ободрило меня немного, но мне было очень грустно следить за
Вскоре после этого я тяжело заболела. И даже по прошествии многих лет Рэмсгейт всегда напоминал мне об этом мрачном времени, наступившем сразу же после отъезда дядя Леопольда и тети Луизы.
Я смутно помню фигуры вокруг моей постели. Милая Лецен, конечно, была там, и мама. Они думали, что я умру. Бедная мама, должно быть, была в отчаянии, поскольку я была средоточием всех ее надежд. Могу представить себе радостное волнение герцога и герцогини Кумберленд. Моя смерть была бы для них таким же подарком судьбы, как смерть дяди Уильяма для мамы. Я помню, как Лецен остригла мне волосы.
— Так будет лучше, моя милая, — шептала она, и голос ее дрожал от жалости к локонам, которые она так любовно завивала. Наконец наступил кризис, и после этого они поверили, что я выживу. Тогда я любила их всех — конечно, Лецен, моего дорогого и верного друга — и маму, такую бледную и изможденную, без шикарного платья, тревожно наблюдавшую за мной. Я изумлялась своей слабости. Я не могла даже сесть без посторонней помощи. «Ей нужен тщательный уход», — сказала Лецен, и она была намерена обеспечить этот уход, так что даже мама не могла подойти ко мне, если Лецен считала, что мне лучше быть одной. Но мама и Лецен были в этом заодно. Их целью было вернуть мне здоровье.
Я чувствовала такую усталость! Мне хотелось только спать и спать. И я спала дни и ночи напролет, и когда бы я ни открыла глаза, у моей постели сидела Лецен или мама.
Они старательно кормили меня питательными, специально приготовленными кушаньями. «Постарайся съесть это, милочка, ради мамы» или «Лецен так расстроится, если ты это не съешь», и я ела, чтобы доставить им удовольствие. «Отдохни, — говорили они, — тебе становится лучше с каждым днем». Я верила им, но по-прежнему чувствовала ужасную слабость.
Я заметила, что ни Лецен, ни мама не давали мне зеркала. Я догадалась, что они не хотели, чтобы я увидела себя. Поэтому я попросила принести зеркало, а когда мне отказали, я так разволновалась, что Лецен, испугавшись за мое слабое здоровье, решила мне уступить. Я с трудом узнала себя. Вместо пухлого цветущего лица на меня смотрело бледное маленькое личико. Глаза казались огромными, а волосы… я в отчаянии подняла руку.
— Они снова вырастут, когда вы поправитесь, — заметив мой жест, сказала Лецен.
— Что со мной случилось?! — воскликнула я.
— У вас был тиф, милая.
— Вы были здесь все время?
— День и ночь, моя дорогая, а когда меня
— Это очень успокаивает. Скажите мне правду, Лецен: мои волосы снова вырастут?
— Клянусь вам, — сказала Лецен.
— Как я рада, милая Лецен, что вы были здесь и ухаживали за мной. Вы мой самый лучший друг. Она кивнула, поцеловала меня и попросила меня отдохнуть.
— Чем больше вы отдыхаете, тем скорее поправитесь. Я поверила Лецен. Я скоро поправлюсь.
Однажды вечером произошел неприятный случай, о котором я долго не могла вспоминать без дрожи, пробегавшей у меня по спине. Внезапно я проснулась от какого-то тревожного чувства. Я увидела темную комнату и почувствовала тяжесть в руках и ногах, к которой я уже привыкла, Я не могла понять, что именно разбудило меня. Знакомые предметы в комнате постепенно обретали свои привычные очертания. Лецен сидела у камина, вышивание выпало у нее из рук, вероятно, она заснула. Но тут я осознала, что в комнате есть кто-то еще и он подкрадывается к постели. К своему ужасу, я увидела, что это был сэр Джон Конрой — он приближался ко мне на цыпочках.
— Что вам здесь нужно… в моей комнате? Он прижал палец к губам и взглянул на Лецен.
— Я была больна. Я не принимаю посетителей, — продолжала я.
— Я не посетитель. Я ваш старый друг.
— Нет, — заявила я твердо.
Он был уже у моей постели и положил руку на мою, лежавшую поверх одеяла. Я поспешно отняла ее.
— Несколько слов, — прошептал он. — Больше ничего. Я хочу, чтобы вы дали мне обещание.
— Какое обещание?
— Торжественное обещание… и это все. Дайте мне обещание, и я уйду.
— Вы думаете, я пообещаю вам что-то, не зная, о чем идет речь?
— Ваша мать согласна, что так будет лучше для вас.
— Я хочу знать, что это такое.
— Все очень просто. — Он по-прежнему говорил шепотом, и бедная усталая Лецен не просыпалась. Он посмотрел на нее и улыбнулся. Затем он продолжал: — Когда вы станете королевой, вам понадобится личный секретарь. Я служил вам годами. Я вас хорошо знаю. Я вас очень уважаю. Эта должность должна быть моей. Дайте мне ваше торжественное обещание. Это все, что мне нужно. Дайте мне обещание, и я пойду и скажу вашей маме, что вы согласны. Она будет так рада.
— Нет, — сказала я твердо. — Нет и еще раз нет.
— Вы слабы сейчас. Мы можем поговорить об этом, когда вы поправитесь… Одного вашего обещания будет достаточно. Вы честны по натуре, вы не отступитесь от своего слова. Это все, чего я прошу. Мы поговорим, ваша мама, вы и я… когда вы поправитесь.
— Я не дам обещания.
— Это очень важно.
— Почему?
— Вы должны быть готовы, когда придет время.
— Я готова.
— Вы молоды… молоды и хороши собой. Вы любите танцевать и петь, и это естественно. Поэтому вам нужен секретарь, который взял бы на себя всю неприятную работу. У меня здесь приготовлена бумага, нужна только ваша подпись.