Королева Жанна. Книги 1-3
Шрифт:
Когда дворцовые духовники толковали ему, как следует воспринимать Священное Писание, девятилетний мальчик, глядя в пол, кивал и соглашался но на уме у него было свое.
Он долго не мог примириться с новой жизнью. Правда, о побеге он не думал: бежать было некуда, и его держали книги, они были прочнее стен. К сеньору он выказывал почтение, от ласк его не уклонялся, но принимал их без радости. Через полгода жизни в замке сеньор сказал, чтобы мальчик называл его «отец». Мальчик ответил: «Хорошо», — и с той поры твердо исполнял желание сеньора, что в первые месяцы было совсем
Сеньор заметил ему, что он слишком нежничает со слугами: «Это низкорожденные холопы, сын мой; они любят голос суровый и суровую руку, им битье только на пользу». Мальчик едва не возразил, что на вид они — люди ничуть не хуже его самого, но сдержался и ответил только:
— Хорошо, отец.
Но он никогда не бил слуг. Ничто не могло изгладить из его сердца память о прежней жизни, когда его били все, кому только было не лень.
Он с увлечением занимался языками. К десяти годам он свободно читал по-латыни, по-гречески и по-французски. Вокабулы и грамматические тонкости радовали его. Они помогали ему уйти от разорванности души.
Как-то, вернувшись из столицы, отец сказал ему:
— Сын мой, не собираешься ли ты стать писакой или попом? Черт возьми, ты дворянин. Хватит с тебя науки Ты должен скакать верхом, ездить на охоту. Я научу тебя владеть оружием. А книги вели бросить в печку.
— Хорошо, отец, — ответил сын.
Книги он не бросил в печку, а надежно спрятал, и теперь чтение доставляло ему еще большее удовольствие, ибо в нем была сладость запретного плода. Отец научил его фехтовать, стрелять из мушкета, ездить верхом. Сын преуспел и в этом.
Однажды, когда мальчику было тринадцать лет, сеньор повез его на охоту. Протаскавшись целый день по лесам и холмам, они возвращались в замок во главе своей свиты. Сын был весел и оживленно беседовал с отцом о подробностях дня. Тогда отец решил сделать опасный опыт: он поехал через деревню, где мальчик жил своей первой жизнью.
Были сумерки, когда они проезжали по главной улице. Крестьяне кланялись им до земли. Сеньор, небрежно отвечая на поклоны, напряженно следил за лицом сына. А тот, держа хлыстик у края шляпы, в знак приветствия народу, продолжал непринужденно болтать, и улыбка на его румяном от скачки лице была лучезарна, как и прежде.
Сеньор был в восторге — мальчик забыл прошлую жизнь. Но он видел только лицо мальчика, а не его сердце.
Это был пробный шар с его стороны. Он пустил его наугад и не промахнулся.
— Я очень рада слышать это от вас, принц, — живо сказала королева. — Можете мне поверить. А скажите: в высшем кругу есть еще дворяне, видящие в себе прежде всего людей?
Вильбуа улыбнулся.
— Прежде всего, это, конечно, Андрей Ренар, граф Мана… но у него дворянство не природное, а нажитое, так что его понять нетрудно… Бразил Альтисора, граф Менгрэ… правда, он не пэр… Ах, Боже мой! Лодевис Гроненальдо, сиятельный принц Каршандара! Ессе homo [14] ! Как я мог его забыть!
14
Вот
— А герцог Марвы?
Вильбуа мгновенно посерьезнел.
— Нет, — сказал он.
Жанна ждала, что он что-нибудь добавит, она даже приоткрыла рот. Но он молчал.
— Но мы оставим его… первым министром двора?
— Ваше Величество, выслушайте его самого. У короля Карла он был превосходным министром.
— Ну хорошо, — сказала она. — Я выслушаю его. Вы же будете государственным секретарем… а также моим другом, так? Мы подтверждаем указы короля Карла, мм… нужна ведь тронная речь?
— Да, Ваше Величество.
— Это я очень кстати вспомнила… — Жанна сделала пометку. — Затем мы приводим к присяге министров… Послушайте, принц, как нам быть с сеньорами? Это многочисленная толпа… Я побаиваюсь их…
Он не боялся никого и ничего, ибо знал, что ему нечего бояться в себе самом. Он был закован крепкой броней.
Это отразилось в его поведении, манере говорить. Сеньор заметил это и одобрительно сказал:
— Браво, сын мой, теперь я узнаю себя в тебе.
Сын молча поклонился, что, однако, понравилось сеньору еще больше.
Он знал, что простые, бесхитростные радости ему заказаны. Его ждал двор короля. Приближался срок его совершеннолетия — в этот день его представят самодержцу.
В семнадцать лет это был стройный, крепкий юноша. При одном взгляде на него сразу же хотелось сказать: благородная внешность. Его жизненные принципы к тому времени сложились и затвердели. Воспоминание о прежней жизни не стерлось — оно было оковано прочной оболочкой. Это было прошлое. В настоящем он был наследником Отена, в будущем — сеньором Отена, и он был вполне уверен в своих силах.
Наконец настал день, когда юный принц Карл Вильбуа, наследник Отена, приехал с отцом в Толет. Аскалер сиял огнями: королю представляли сына первейшего вельможи. Такие события обставлялись с большой помпой. Толпа придворных судачила вполголоса. Никто не знал толком истории юного принца. Официально было известно, что он сын второй жены сеньора, правда, умершей до венчания, но дворянки из лучшего отенского дома. Владетель Отена выпустил в свет пространную декларацию, составленную щедро оплаченными духовниками и юристами, где велеречиво говорилось о неисповедимых путях Господних, о пагубных заблуждениях сеньора, не озаботившегося вовремя скрепить брак; сеньор каялся, призывал Господа и тому подобное.
Сын читал эту бумагу. Имени матери там вообще не было.
Король восседал на троне, окруженный сеньорами. Люди поплоше стояли по стенам залы, оставив посередине свободную блестящую дорожку. Принц Отена сказал:
— Ныне представляю Вашему Величеству сына своего, принца Карла, наименованного так в вашу честь, государь. Соблаговолите принять его и отнеситесь к нему так, как будет Вашему Величеству угодно.
Фанфары заиграли призыв. Король тоже читал отенскую декларацию, и она не убедила его, как и других. Тем интереснее было увидеть: каков он, этот наследник Отена?