Королева Жанна. Книги 4-5
Шрифт:
Итак, молитва графини Демерль: не прощай им — была услышана. Преступников несомненно ждал ад, ибо это было провозглашено официально и получило формальное подтверждение в документе за подписью и печатью Принцепса. Господь Бог был, разумеется, всемогущ, но форма оказывалась сильнее его: этих людей он уже не мог простить, даже если бы хотел.
Через два часа все тридцать девять висели на ветвях дуба, извиваясь и кусая себя за колени и пальцы ног. Около дуба был выставлен крепкий караул, следивший, чтобы никто не пытался сократить мучения осужденных. Они были здоровые, сытые, ражие мужчины, им было трудно умереть. Целых трое суток мрежольский лагерь жил под завывания и стоны висящих, а затем
Графиня Демерль была отомщена, и честь Золотой книги Виргинии восстановлена. Но укрепило ли это боевой дух армии, которая наполовину состояла из таких молодцов, как Муал, Эрм и Фансх?
Вряд ли. Но другой армии не было.
Высказались все, и наступило молчание. Все смотрели на Принцепса.
Тот наконец шевельнулся, увидел перед собой карту боя, почувствовал кубок с вином в своей руке. Он поднял кубок и отпил.
— Я ваш вождь, — сказал он. — Я позвал вас, и вы пошли за мной, потому что вы — мои вассалы и потому что вы поверили мне. Вы хотите победы, но я, ваш вождь и сюзерен, должен хотеть ее еще сильнее. И, верьте мне, господа, — он поставил кубок на карту, и голос его зазвучал властным металлом, — я хочу победы всеми силами души. Видит Бог, как я хочу победить. В день битвы я не пожалею ничего и никого, чтобы получить победу. Победу, несмотря ни на что! Возможно, что в предстоящей битве нас ждет не победа, а поражение. Да, полной уверенности в победе у нас нет. Но у меня есть вера в победу, в нашу конечную победу, и эта вера во мне сильнее всего. У меня есть стремление победить во что бы то ни стало, любой ценой, не сегодня, так завтра. Верьте мне — я сделаю все, чтобы победить в битве, но если мы потерпим поражение — я не оставлю борьбы. Раз начав, я никогда не сверну с моего пути.
Глава XLIV
ДИЛИОН
Motto:
Благое небо, Приблизь тот день, когда с врагом отчизны Ты на длину меча меня сведешь, И, если он тогда избегнет смерти — Прости его!Поле и сады были еще в тумане, когда Жанна вышла на гребень холма.
Тяжелые росистые головки цветов шуршали под ее сапогами. Когда она остановилась, прекратился и этот звук, и Жанну обняла плотная предутренняя тишина.
Впереди не было видно ничего. Из тумана торчали одни мрежольские колокольни. На бледно-сиреневом чистом небе — уже не ночном, но еще и не утреннем — кое-где поблескивали звезды. Жанна стояла неподвижно, вонзив трость в землю, и неотрывно смотрела на западный край долины. Она не видела его, но там были они — этого было с нее довольно.
Она совсем не думала о битве, которая ей предстоит. Сейчас, именно сию минуту, ей хотелось одного: пойти туда и убить их. Видеть их смерть, а потом топтать их трупы. Вот так, каблуком, выбить им зубы, вот так, тростью, выдавить им глаза…
Не покарать, даже не отомстить. Просто — пойти и убить их, всех убить. Своими руками убить. Раздавить. Удавить всех!
Она крепко закусила губу, удерживая себя на месте.
Эльвира только вчера вечером сообщила ей о трагедии замка Демерль — и сейчас же пожалела об этом. Жанна почти не спала: всю ночь она металась и стонала в полудремоте и наконец поднялась ни свет ни заря. Молча, кое-как, оделась. Яростно крикнула Эльвире: «Не ходи за мной!» Почти бегом, задыхаясь, выбралась на гребень холма и с ненавистью посмотрела туда, где был враг.
Враг! Это не враг. Волки! Нет. Волк не убивает
Эльвира ничего не сказала о подробностях. Но с Жанны хватило одной фразы: «Всех их убили самым бесчеловечным образом», — как будто можно убивать человечным образом. Но Жанна отлично поняла, что это значит, — вернее, не поняла, она почувствовала, всем телом почувствовала, что это значит. Она сама, до мелочей, увидела, как их убивают, она услышала крики, это длилось без конца, их убивали снова и снова, и каждый раз у Жанны было такое чувство, как будто убивают ее самое. Всех — значит, и графиню Демерль, так похожую на Каролину Альтисору, и ее очаровательных дочерей, Изабеллу и Анну, и ее миленьких фрейлин, которых хоть сейчас бери в Аскалер, к большому двору… Всех. Покрытая холодной испариной, Жанна сжимала колени и отталкивала от себя руки насильников. Когда чернота в оконном проеме палатки сменилась синевой, Жанна обессиленно вытянулась на спине. Она пережила смерть графини Демерль и ее дочерей. И тогда руки ее сами собой сжались в кулаки. Она лежала, чувствуя, как в ней поднимается и растет тяжелое, душное, горячее, какого-то красного цвета, желание — убивать.
Всех удавить. Всех — будь то адский демон герцог Фрам или последний вонючий головорез из его шайки, не похожий на человека. Никому не будет ни чести, ни милости. Всех удавить.
В сырой тишине слабо звучали сигналы военных рожков. Затем — близко зашуршали росистые травы.
— Ваше Величество… маршал здесь…
Жанна обернулась. Перед ней стояла Анхела де Кастро. Жанна с минуту невидяще смотрела на нее.
Наконец красная пелена разорвалась, Жанна рассмотрела румяное лицо Анхелы, ее тяжело дышащую грудь под кожаным колетом.
Для того, чтобы убить, надо было пройти через битву.
Около ее шатра уже собрались господа. Она молча приветствовала их тростью. Задержала взгляд на лице Лианкара. И вдруг снова красная пелена обволокла ее, даже горло перехватило. Ей показалось на секунду, что он — один из них.
Она тряхнула головой, чтобы отвести наваждение. Что за чепуха. Македонский герцог Лива — такой же красавчик и хлыщ, но при чем же здесь внешность?
Внешность. Что-то было связано с внешностью. Какие-то стихи. Изящный плащ… Нет: шелковый плащ…
Затем ее внимание отвлекло лицо Уэрты: оно было какого-то пепельного цвета.
— Что с вами, генерал Уэрта? Вы нездоровы?
За него ответил Лианкар:
— У графа лихорадка, Ваше Величество. Сырая ночь…
— Я спрашивала не вас, — резко оборвала Жанна.
— Я выполню свой долг, Ваше Величество, — хрипло сказал Уэрта. — Это скоро пройдет. Разрешите мне остаться в строю.
— Если позволит маршал, — сказала Жанна. — Здесь распоряжается он.
Она перевела взгляд на Викремасинга. Этот человек никогда не вызывал у нее других чувств, кроме твердой уверенности в нем: «честная шпага», как звал его король Карл.
Маршал рассеянно кивнул и сказал:
— Ваше Величество, войска построены.
Объезд войск продолжался целый час. Королеву встречали и провожали восторженным ревом. Она говорила перед каждым полком несколько слов (полякам и венграм — по-французски); сначала резким, брезгливым тоном, с усилием выталкивая из себя слова; потом голос ее зазвучал свободнее, зубы разжались, и под конец она уже сама восторженно кричала в ответ на восторженные приветствия. Знамена и копья, на остриях которых вспыхивали первые лучи солнца, бодрящие звуки военной музыки — постепенно размыли, растворили тяжелый красный комок в ее душе. Жанна загорелась трепетным возбуждением, предвкушением праздника. Вернувшись на свой холм, она остановила лошадь на гребне и взглянула в сторону врага уже другими глазами.