Королева
Шрифт:
Солнечные лучи падали ей на глаза, на зубы, на щеки.
Она жмурилась от них, с наслаждением подставляя своё лицо, светившееся персиковой кожей.
С размаха бросила в море камень, сорвала с его головы фуражку, а вместо неё надела ему на голову со смехом свою лёгкую с плоскими полями шляпу.
Он дурашливо сделал книксен и застегнул на резинку шляпу, придавшую его молодому скуластому лицу забавный вид.
Ей велика была его фуражка с академическим значком: пришлось сдвинуть её на
Солнечный луч блестел на металлическом значке, точно ему также хотелось принять участие в их искренних дурачествах, и волны смеющимися струями бежали к их ногам, сверкая на всём необъятном просторе такими яркими, свежими и весёлыми красками, точно и у них был праздник и они были влюблены друг в друга.
Песок приятно хрустел под ногами.
Из города, облагороженный далью, доносился пасхальный звон колоколов, и всё это, вместе с их голосами и плеском моря, составляло одну сильную, красивую музыку, которая звучала и у них в крови.
Темно-красные осыпи скал и золотисто-зелёная весенняя трава, которую ещё не успели лишить первой свежести горячие вздохи ветров и жадные солнечные лучи; ветки деревьев и кустарника, блестевшие на солнце, как стеклярус; ещё не истоптанные извивающиеся тропинки, и воздух, и вода, и небо — всё это казалось им так ново, точно они видели это в первый раз и в первый раз весна была на земле.
Они оба как-то сразу замолчали и шли, прижавшись друг к другу, тихо покачиваясь из стороны в сторону, полные печалью счастья, высшей, чем само счастье.
И когда они взглядывали в глаза друг другу, в них светилось всё, что праздновало вокруг весну.
То на обрывах над ними, то вдали на песке показывались фигуры, и влюблённые не могли ни на минуту остаться одни.
— Нет, нет… увидят… увидят… — шептала она, когда он делал попытку наклониться к её губам.
Он вслух выразил желание, чтобы все люди вокруг провалились, окаменели, и они остались вдвоём на этом берегу.
За скалами, выступавшими в море, звякнул выстрел… другой.
Она тихо вскрикнула и отшатнулась от него.
Камень, шурша, скатился с обрыва от звука выстрела и за ним, как дымок, закурилась пылью земля. Чайки, дремавшие на воде, испуганно поднялись и замелькали над водой ослепительно-белыми подкрыльями.
После выстрела тишина стала как-то особенно молчалива и возбуждённо-выжидательна.
— Это стреляют чаек, — сказал он, желая успокоить.
— Да, да, чаек, — машинально ответила она, стоя всё ещё с широко-открытыми глазами. — Как это нехорошо!
— Полно. Что за сентиментальность.
Однако, снял с себя её шляпу. Они поменялись.
— Я не нахожу… А, впрочем, может быть… Но только как же это? В такое утро лишить жизни дикую птицу, для которой — это
— Стоит ли говорить о таких пустяках.
— Нет, это не пустяк. Особенно в такой день! Ему это было бы больно.
— Кому?
— Христу!
— Ах, вот ты о чем!
— Я вовсе говорю это не потому, что религиозна, — почти оправдывалась она. — А всё же… Верили же в Него люди почти две тысячи лет… И вдруг, такая бесплодная жестокость.
— Ну, полно! Это почти то же самое, что сорвать цветок сломать ветку, поймать рыбу…
— Как можно!
— Ну, да же!
— А, по-моему, убить вот хоть эту чайку, когда она так счастлива, пролить кровь… Нет, это ужасно!
— Ничего нет ужасного! — возразил он с преувеличенной твёрдостью. — И жизнь и смерть в природе одинаково прекрасны. И не всё ли равно чайке, когда умрёт она. Именно в такое-то утро и хорошо умереть. Разве тебе не хочется умереть, когда ты очень счастлива?
— Да, — подумавши ответила она. — Но это не то.
— Надо же быть логичной, — заметил он, резонёрски морща брови, хотя это не шло к нему, и тут же, наклонившись, поднял небольшой конвертик из которого выпала мужская визитная карточка.
С любопытством взглянул на карточку; она была исписана карандашом и едва можно было разобрать:
«Прохожий! Кто бы ты ни был, благослови небо за то, что оно дало тебе глаза, чтобы видеть всё это, и уши, чтобы слышать и…»
Дальше трудно было разобрать. Легче догадаться.
— Чудак! — сказала она. — Посмотри, кто это такой?
— Разве это важно!
Однако он взглянул на оборотную сторону карточки. Краска сошла с букв на конверт от морской влаги. Не стоило тратить время разбирать имя.
— Вот странно! Это так подходит к нашему разговору.
— О, всё, что есть вокруг, — более убедительно, чем эти банальный восклицания. Впрочем, эта карточка заслуживает, чтобы её подарить морю.
Он скомкал картон вместе с конвертом и швырнул в воду.
Плескалось море. Тихо гладил лицо и шевелил волосы ветер… Издали, из города доносился перезвон пасхальных колоколов.
Неожиданный тревожный и резкий звук жадно ворвался в эту музыку и всё перепутал в ней, как кроваво-красная струя, хлынувшая в фонтан.
Это поразило обоих сильнее, чем выстрел.
— Рожок «Скорой помощи»! — первый пробормотал он.
— Да
— Так близко!
— Зачем она может быть здесь?
— Кто-нибудь утонул!
— А может быть…
— Что?
— Эти выстрелы!..
Они торопливо пошли, почти побежали по песку по направлению к тем красным с пушистой золотисто-зеленой травой скалам, из-за которых услышали выстрел.