Королевская кровь. Горький пепел

Котова Ирина Владимировна

– Наврал, может? – чувствуя, как неприятно холодок пролетел по спине, поинтересовался Макс. Лагерь иномирян, который он видел по пути в Лакшию, тоже стоял недалеко от равнины с тремя вулканами.

– Нет, – покачал головой Нерха. – Не врал он, Охтор. Я думал идти уже к тем вратам, но раз там армии стоят, то только на смерть идти ведь. А помереть я и здесь успею. Так что придется тебе у Источника помощи просить… Я же сны теперь ясные вижу, – он понизил голос. – Раньше смутно все было, а как раз как слухи о войне начали ходить, стали мне сниться яркие, четкие! Я, но другой, в одежде чудной, без крыльев,

и будто живу в огромном поселении, называется Залесье. Дом большой, ровно как муравейник каменный, только вместо муравьев люди. Жена у меня там. Лиза, – он моргнул, – не боится меня совсем, смеется. Дети. Еды вдоволь. Снится, что на улицу выхожу, а там повозки по дороге сами двигаются металлические. И войну показывают в ящиках таких, телефисорах, Охтор. Охонгов, раньяров. Говорят, к нам движутся. Наши из поселения тоже ко мне ходят, рассказывают. У них тоже сны каждую ночь о другом мире. Кто-то во сне уже воюет с ними в бескрылом теле, кто-то живет в поселении, которое армия императора заняла.

– Плохо, – ровно проговорил Тротт, мысленно пообещав себе обдумать это потом. – Но я бы на то, что о нас забудут, не рассчитывал. Мы пойдем дальше к Источнику, а вы уходите, Нерха. Надеюсь, праотец наш нам всем вернуться поможет, раз уж ворота открылись.

– Зачем идти? – удивился глава. – Вам здесь через горы по прямой перелететь, а ты обходить вздумал?

Поселения дар-тени располагались вдоль широкого горного плато, треугольником опоясывающего тонущий континент. Вот в вершине этого треугольника и располагалась долина, где Охтор нашел Источник. Из их поселения можно было перелететь до долины за несколько дней.

– Меня пока крыло не держит, – признался Тротт неохотно, – а девка вообще птенец еще неоперившийся. Да и опасно в воздухе, раньяры кругом. По горам я ее не потащу, поэтому пойдем долинами, а для этого нужно пройти по лесу, сам знаешь. Будем держаться вплотную к поселениям, чтобы не попасть на ловчих. В одном месте только обходить горы придется.

Глава хмурился, подергивая желтоватыми от прожитых лет кончиками черных крыльев.

– Возьми с собой бойцов, – предложил он. – Сейчас гонца пошлю по поселениям, завтра слетятся сюда, а с утра уже можете выходить. Всяко не помешают тебе, Охтор.

– Толпу заметят скорее, чем двоих, – возразил Макс. – И медленнее будем идти.

– А ты не отказывайся, – рассудительно проговорил Нерха. – Тебе что надо? Дойти до Источника. С охраной надежнее. Бойцов хотя бы десяток – и уже спокойнее будет. Ну что, звать?

Макс подумал, похмурился, допил взвар и встал.

– Зови, – сказал он. – Благодарю за новости, Нерха. Пойду я. Завтра еще поговорим.

Скрипнула дверь ванрана – Венин зашла с одеждой и, положив ее на лавку, взяла его грязные вещи, сноровисто замочила в лохани с мыльной водой, начала настирывать, радостно поглядывая на него. Волосы у нее немного отросли, сама она поправилась, из взгляда почти ушло затравленное выражение.

– Иди, спину мне помоешь, – проговорил Макс, и бывшая рабыня, всплеснув руками, схватила рогожку и подбежала к нему.

Она терла между крыльями и вокруг них, а Тротт закрывал глаза. Это было приятно. Как и женские губы на коже меж крыльями.

Он обернулся – Венин отпрянула, посмотрела на него

выжидающе. Сильно пахло кровью, поэтому он был взбудоражен, и не было никого вокруг. Но Макс не торопился. Успеет еще.

– Тебе здесь хорошо? – спросил он, касаясь ее горла.

Венин кивнула, потерлась щекой о его ладонь.

– Не двигайся, – предупредил он, обхватывая ее шею пальцами. – Я попробую еще подлечить тебе связки. Сразу после этого не говори, подожди хотя бы до завтрашнего утра.

Девушка зажмурилась и замерла – и он начал вливать в нее крохи силы, ощущая, как сожженные храмовым напитком голосовые жилы восстанавливаются, вновь обретают эластичность…

В глазах потемнело, и Макс пошатнулся – Венин рванулась к нему, подхватила, придержала, пока он приходил в себя. Голова кружилась, запах крови резал ноздри, душу выворачивало, как резал.

– Помоги мне выйти, – просипел он. И потом, после того как она дотащила его до выхода, велел ей уйти и долго стоял на легком ветерке, потекшем с гор, остывая и приходя в себя.

Когда Макс вернулся в дом, Богуславская уже спала, накрывшись покрывалом и отвернувшись к стене. В комнате горела тусклая лучина на столе. Далин, молчаливая и тихая, постелила ему на кровати, а принцессе – на лавке напротив, и сейчас ждала у постели.

– Иди к Венин, – Тротт говорил едва слышно, но принцесса заворочалась, засопев и поворачиваясь к ним лицом. Покрывало слетело на пол, сорочка сбилась, обнажив плечо и по-девичьи округлые коленки, а Алина, повозившись немного, снова мерно задышала, чуть запрокинув голову.

Далин успела дойти до двери, когда он сжал сухие губы и позвал:

– Принеси мне молока. Пить хочу.

Слепая ушла, лучина почти догорела, и Макс, лежа на кровати, смотрел на нее и думал, что нужно встать и затушить. Но в ноздрях еще щекотало отзвуком кровного поиска, а крошечный огонек бросал тени на колени девушки, лежащей напротив, на тонкие щиколотки, на кисть, закинутую за голову, на расслабленные пушистые крылья – и угадывались под сорочкой очертания груди, и все это будоражило, злило, раздражало до боли в висках.

Далин зашла с кувшином – спускалась за ним в погреб, – мягко прошла к кровати, наклонилась, протягивая его Тротту.

– Спасибо, – буркнул он мрачно, садясь и принимая кувшин. Отпил, наклонился, поставив его на пол, и привлек Далин к себе. – Ни звука, – сказал он, по бедрам поднимая ладонями ее юбку. Женщина от неожиданности вцепилась в его плечи руками. – Тихо, Далин, тихо…

Лучина заморгала, высвечивая светлые вихры и чуть приоткрытые полные губы, – и погасла. И Тротт закрыл глаза и увлек Далин на кровать.

* * *

Алина, так уставшая за этот долгий день от целой кучи противоречивых впечатлений, заснула на удивление быстро. А проснулась от странного звука – проснулась, не открывая глаз, неохотно выплывая из сонного марева. Пахло гарью, деревом и чем-то терпким. Звуки, разбудившие ее, постепенно обретали четкость, окраску.

Скрип. Вздохи. Что-то тихое и неразборчивое глухим мужским голосом.

Алина недоуменно поморщилась и открыла глаза. Темнота расцвела бархатными тенями и отступила перед ночным зрением – и принцесса, едва не пискнув, зажала себе рот рукой.