Королевская кровь
Шрифт:
Опять — нет.
— Ладно, попробуем с другого конца, — решил тут Жилло. — Помнишь ли ты, брат волк, тот перстень, который за твое лекарство бабушка лекарю отдала?
Волк кивнул.
— А знаешь, что это за перстень, чей он?
Этого Тармо не знал. Не имел он понятия и о золотом цветке. Не спрашивал у бабушки, откуда этот перстень у нее взялся. Никогда не видел куска бархата с семью углами, на котором вышиты три таких цветка. Словом, унесла бабушка тайну с собой в могилу. На что посланцы Равноправной Думы и рассчитывали…
— Что же делать? — спросил Жилло волка. — Ну,
Волк настойчиво глядел ему в глаза. Просил чего-то… Но что мог ему дать Жилло? Еды он никакой не прихватил, а что другое могло вдруг понадобиться лесному волку? Приблизил Жилло свое лицо к морде — может, чем меньше расстояние между глазами, тем легче волчья мысль перетечет в человеческую голову?
— Нет у меня ничего, брат волк… — грустно молвил Жилло. И вдруг понял — неправда это!
Было у него нечто, материальной ценности не имевшее. Это было знание! Он знал, что перстень — королевский. Он знал, что и цветок на камне — королевский герб. Он знал, что жива самая младшая из принцесс. Он знал, что красавица-соколица — заодно с принцессой. И еще — что летают в воздухе неизвестно чьи золотые волосы, внушая добрым людям — смутную надежду, а Равноправной Думе почему-то — ужас. Это было знание, которого равноправному населению страны не полагалось — это было тайное знание, тайная правда. И потому им следовало делиться со всеми, кто выламывался из общего ряда. Возможно, кого-то из них оно могло спасти.
И Жилло заговорил. Он говорил быстро и коротко, о самом главном. Волк слушал и еле заметно кивал. Если бы не видеть собеседников — ни дать ни взять, разговор двух мужчин. И наплевать, что один из них — в серой шкуре и с клыками.
— Ну вот, выговорился, легче стало, — сказал волку Жилло. — И даже ясно мне, что следует предпринять. Есть еще человек, который знает правду о перстне, — ювелир, черти бы его побрали!
Волк зарычал.
— Ты согласен? — спросил Жилло. — Согласен. Это меня радует. Пусть старый мошенник хоть раз в жизни скажет правду. Это, конечно, потруднее, чем доносы писать. Жаль только, брат волк, что при нужде не смогу я тебя отыскать. Обидно-то как! А, волчара? Завыть мне, что ли? Бедолага ты мой лохматый, и тебе тяжко, и мне не легче…
Волк извернулся и скусил с цепи медальон. Осторожно взяв его зубами, поднес Жилло. Тот взял, открыл. Зеркальце внутри оказалось, крошечное и тусклое.
— И что же ты имел в виду? — озадаченно поинтересовался Жилло. Но волк, понятно, на такой вопрос ответить не смог.
Не хотелось им расставаться, а пришлось.
И отправился Жилло в Кульдиг — искать жулика-ювелира.
С конем морока вышла — нельзя было на нем среди бела дня в городе появляться. Конь видный был, могли признать. Оставлять в рощице, хотя бы той, где попугая хоронили, тоже опасно — непривязанный уйдет, а если привязать — так неизвестно, когда выйдет случай отвязать. И расставаться с мерином Жилло вовсе не хотелось.
Вот уж и высокие городские крыши показались вдали, вот уж и городские стены обозначились — а Жилло все еще не решил, как быть. Опять же, и спать после такой бурной ночки хотелось
И вспомнил Жилло про гавань, про кабачок моряцкий и вставшие на дыбы половинки баркасов. Вот где могли приютить коня. Моряки — народ вольный, вряд ли они художества Равноправной Думы одобрять и поддерживать станут. Тем более — они же не только местные, но и заморские, на Думу им начхать… Если там кто и признает коня — так промолчит.
Притом же и сочинился неплохой блеф.
Вызвал Жилло хозяина кабачка для тайного разговора. Привет от «Золотой Маргариты» передал. И сказал, что по уговору с капитаном вот он коня привел и оставляет. Что за конь, каково его славное прошлое — пусть хозяин у капитана спрашивает. Возможно, планы изменятся и от капитана поступят иные распоряжения — тогда он, Жилло, заберет коня. А вот и деньги на прокорм. Должно хватить.
Что на «Золотой Маргарите» породистых лошадей часто возили — весь Кульдиг знал. И что капитан какую-то свою личную торговлю затеял — тоже в порядке вещей. Так что тут Жилло не промахнулся — коня привязали у стены дровяного сарая, нашлось для него и сено.
Теперь можно было спросить колбасы жареной, если нет хорошей — хоть кровяной, хоть крестьянской крупяной, вина подогретого и забраться с завтраком в дальний баркас — тот, где справляли поминки по Дублону. Скамья широкая, там и парочка может с удобствами расположиться, не то что одинокий мужичок в расцвете лет и творческих способностей… вписаться в дугу, прижаться спиной изнутри к теплому от солнца борту баркаса… и спать, спать… спать…
Когда проснулся — солнце уже с другой стороны баркаса светило, не снаружи в борт, а вовнутрь, и не поднималось, а опускалось.
— Неплохо… — и Жилло присвистнул. — Отдохнул, называется! Вот балбес бестолковый! Вот олух царя небесного!
Это он сам себя так приветствовал. А что удивительного? Весь день в переживаниях да всю ночь в седле — тут и похлеще вырубиться можно, на целые сутки.
Побрел Жилло к хозяину кабачка. Тот, конечно, видел, что гость спать завалился, но он хозяином состоит, а не петухом — будить людей не его забота, вот разве кто нарочно попросит.
Выяснив разницу между хозяином и петухом, разжился огорченный Жилло моряцкой старой шляпой, проданной ему по дешевке, перекусил и отправился в Кульдиг. Нужно было Маго с Лизой объяснить, куда он подевался и где теперь корзина. Опять же, наверняка они сегодня лекарю с графом передачи не носили. Пусть хоть завтра…
Подошел Жилло к лекарскому дому — а там в окнах свет, к дверям карета подъезжает и из нее почтенный человек выбирается, а его Кабироль встречает и под локоток вводит. Вернулся, стало быть, господин лекарь? Подпрыгнул Жилло, заглянул в окно. Да…
Очень хорошо он понял, что означает это возвращение. Недаром, видно, судья Эрик старался. Пошла лекарю его обработка на пользу…
Решил тогда Жилло с черного хода в дом пробраться и хоть про графа узнать — тихонько, неприметненько, чтобы лекаря не скомпрометировать. Пусть хоть слово, хоть полслова — что там решили?