Королевская кровь
Шрифт:
Усмехнулся Жилло, усмехнулась и Неда.
— А у меня в графском замке тоже парик был, — сказал Жилло. — Бывает, слоняюсь по горам, неделями не до стрижки, и идет за мной следом по замку старая графиня с моим паричишкой, и шумит — во что ты себя превратил, на голове у тебя воронье гнездо, от цирюльника скрываешься, как злоумышленник, на такую гриву не то что парик — ведро не налезет! Смеху бывало…
И затуманился он — о молодом графе вспомнил.
Неда все поняла.
— Ты слушай меня! Слушай! Времени у меня, чтобы все это рассказать, мало! Думаешь, мне нечего вспомнить такого, чтобы затосковать? Да есть чего! Иногда вверх, на потолок глядеть не
Стоим мы все возле той коптильни, где я впервые короля увидела.
— Куда же нам дальше? — спрашивает королева. — Боюсь я на лодке в море выплывать, Шарль. Просто боюсь… Посмотри — малышка совсем горячая. Как мы ее морем повезем?
— А не придется, — отвечает ей тетя Лора. — Придумала я кое-что. Пусть Шарль со старшим, с Ангерраном, попробуют уйти на рыбацкой лодке. Переоденутся в простую рыбацкую одежду — может, что и выйдет. Вас, королева Анна, дочку вашу не переоденешь. Мальчиков тоже — рыбаки детей и женщин на промысел не берут, если лодки береговой патруль задерживать и проверять станет — сразу почует неладное. Мой Альбин отведет тебя, Шарль, с сыном и слугами к дальнему поселку. К дядьке Бертраму отведешь, слышишь, сынок? Он мою просьбу выполнит. Так и скажешь — мать велела.
— Да, это все разумно, — сказал король. — Ну, милые мои, прощаться надо. Ведь вся охота идет на нас с Ангерраном. Вы, женщины, никому не нужны. Нужен король и его наследник. А поскольку сейчас Ангерран мой наследник…
— Указа не было, — сказал Ангерран. — Я на трон еще не имею права.
— Я бы охотно издал такой указ, сынок, чтобы его, как положено, огласили во дворе Коронного замка и на городской площади Кульдига, сурово отвечает король. — Но меня и самого увезли из Кульдига ребенком, когда стало ясно, что мы проиграли. Я и сам вырос в горах, как ты. Но на всякий случай — смотрите все, и ты, Лора, и ты, Неда.
Достал король из-за пазухи обруч золотой с небольшими зубцами, с узором и камнями по ободку.
— Вот древний венец нашего королевства, — говорит. — Вы все, и ты, Анна, тоже, видели другой — с рубинами и изумрудами, которому и ста лет не наберется. Он, конечно, и красивей, и богаче. Но когда король, мой отец, уходил из Коронного замка, он тот венец взял, чтобы камни вынуть и продать, а этот взял, чтобы сохранить. Этот — древний и настоящий.
— Тебя тем венцом короновали, — напомнила Анна.
— И напрасно.
Скинул король с головы Ангеррана шляпу, надел венец.
— Храни его, как только можешь, — велел. — Теперь, если я умру, ты королем останешься. И вот мое наставление — люби! Люби эту землю, люби этих людей, которые на ней трудятся, люби свою жену и ваших детей. Вообще всех детей люби и знай, что все дети королевства — твои. Сделай так, чтобы они эту твою любовь чувствовали. И передаю я тебе боевой клич королевский — все, кто любит меня, за мной!
— Все, кто любит меня, за мной! — повторил Ангерран.
— Теперь я, — сказала королева. — Вот святое знамя — орифламма. Владей ею, сколько можешь. Она не раз бойцов собирала, может, и теперь совершится чудо? Может, соберет она тебе бойцов?
И достала из-под плаща обмотанную вокруг бедер орифламму. Развернула. Принц к ней зубами прикоснулся, опять
Но я успела разглядеть золотые цветы и успела сосчитать углы. Их оказалось семь.
— Больше передать ничего не можем, потому что не осталось больше ничего. Но и это — немало для мужчины и короля.
Вот как сказал король Шарль. И вот что означают эти слова в песне, которую Амора на эшафоте пела, — королевский боевой клич. Самый радостный, какой только можно придумать. Вот что Равноправная Дума всеми силами истребить хочет — радость…
— Ну, тут ты, пожалуй, неправа, — возразил Жилло. — Дума, конечно, дурака валяет, но сперва задумано было неплохо, чтобы бедных не стало, чтобы все хорошее поровну… Когда всем вокруг тебя хорошо — разве это не радость?
— Когда всем вокруг тебя одинаково — это не радость! — воскликнула Неда. — И для того, чтобы бедных не стало, они задумали не бедным дать возможность разбогатеть, а попросту богатых истребить. Чтобы человеку не с кем свое убожество сравнивать было. И то же самое — насчет души. Не всем богатство духа дать, это в их положении опасно, а богатых духом истребить. Как сорняк! Ну, ладно, горячусь я, а время идет. Слушай дальше!
Постоял принц Ангерран, а теперь уже, можно сказать, молодой король в венце и тихо так его снял, за пазуху спрятал. Потом король прочих детей благословил.
И подошел он к королеве. Взял ее за плечи, в глаза посмотрел.
— Люблю я тебя, — сказал. — Ты любовь моя, ты счастье мое…
— Люблю тебя… — повторила королева.
Сел король Шарль на коня, принц со слугами тоже — в седло, Альбин своего конька привел. И поскакали к дальнему рыбачьему поселку. Что с ними потом было — точно не знаю. Может, в шторм попали, а может, с фрегата пушечным ядром достало. Потому что больше о короле слышно не было, и о принце тоже. Если бы король где-то на чужбине оказался — он бы дал о себе знать! Но и слухов даже не было…
Помахали королева Анна и тетя Лора тому, кого любили, и повернулись друг к дружке.
— Пойдем мы, — сказала королева. — Незачем тебя под мужний гнев подводить. Тебе все-таки с ним жить и младших растить.
— Да, все вместе и пойдем, — ответила тетя Лора. — Придумала я кое-что. Мы с тобой уже старухи, причем старухи приметные. Ни тебе, ни мне не уцелеть. Это Шарль напрасно надеется. Но детей спасти можно. Пошли!
Я за ними увязалась, помогала Дезире нести маленькую Амору. Младшего мальчика, Стефана, по очереди несли королева Анна и тетя Лора. Старший, Леон, шел сам и прямо засыпал на ходу. Шли мы через дюны, и даже не тропинкой шли, а как бы наугад — в песке вязли по щиколотку. Вниз по дюне еще ничего, а вверх — хоть за кусты цепляйся. Потом возле старого маяка свернули и пошли сосновым лесом. Это было уже полегче.
Шли чуть не до рассвета. Забрались в такую чащобу, что и тропы нет так, полоса прошлогодней хвои между островками черничника. А сквозь малинник как знаешь, так и ломись. Тетя Лора все-таки жена коменданта гавани, плавала немного, знала звездное небо. Как-то она соображала, куда нам двигаться. И вывела к такой развалюхе — медведь на зиму себе поаккуратнее берлогу ладит.
— Пришли, — сказала. — Когда старого Алькуина из поселка за колдовство прогнали, он сюда перебрался. Но ты, королева, не бойся, колдун он добрый. У меня после Рауля детей долго не было, к нему сходила, пошептал над водой, напоил — Анна родилась, тезка твоя. Жаль, меня не было, когда его домишко жечь собрались, мы с мужем в Кульдиг ездили на юбилей Равноправной Думы. Я бы его отстояла.