Королевская страсть (Цыганский барон)
Шрифт:
— У него есть сестра. Принцесса Джулиана.
В ответе явно сквозила неприязнь. Мара закусила губу, чтобы удержать улыбку. Было совершенно очевидно, что Труди питает нежные чувства к принцу. Удивительно, как остальные телохранители этого не заметили. О существовании принцессы Джулианы, девушки примерно одного с ней возраста, Мара знала, но почти не вспоминала. В настоящий момент ее больше интересовала Труди. Родерику двадцать восемь лет. Видимо, она на год-полтора младше его.
— Ты должна меня извинить за все эти расспросы, — сказала Мара. — Просто меня интригует сама мысль о женщине в
— Почему? Я не хуже любого мужчины управляюсь со шпагой и с мушкетом.
— Но в рукопашной преимущество, должно быть, на их стороне?
— Может, да, а может, и нет, — холодно ответила Труди. — До рукопашной дело еще ни разу не доходило.
— Тебе не приходилось бывать в бою?
— Я этого не говорила. Просто ни одному мужчине еще не удавалось подобраться ко мне так близко, чтобы вступить в рукопашную.
Такая непререкаемая уверенность прозвучала в этих словах, что Мара ей поверила.
— Значит, ты доказала, на что способна. Не многим женщинам выпадает такой шанс.
— He многим, — согласилась Труди и добавила как будто через силу: — Мне мой шанс выпал, потому что Родерик — прекрасный человек.
— Прекрасный?
— В самом деле вы обе прекрасны! — воскликнул Этторе, подошедший в эту минуту и расслышавший, да и то, наверно, лишь последнее слово. — Две дамы, одна черноволосая и загадочная, другая белокурая и ослепительная, но прекрасны обе! До чего же мне повезло — я здесь с вами один! Меня одолевает искушение похитить вас обеих. Что скажете? Может, нам оставить этот унылый климат и втроем отправиться на солнечный Капри?
— Самодовольный хлыщ, — раздраженно бросила Труди и, легко поднявшись на ноги, быстро ушла.
— Увы, она меня не любит, — преувеличенно трагическим тоном вздохнул Этторе, — а я, жалкий, ничтожный червь, влюблен всей душой в каждый дюйм ее великолепного тела!
Это могло бы показаться забавным, так как Труди была выше маленького итальянца на целую голову, но сквозь насмешку, прозвучавшую в его голосе, прорывалось такое неподдельное отчаяние, что Мара даже не улыбнулась.
С наступлением сумерек цыгане начали возвращаться в табор. Они появлялись по одному и по двое, причем некоторые из ходивших на промысел в одиночку были детьми четырех-пяти лет. Этторе заверил ее, что это обычное дело: цыганские дети сами добывают себе пропитание, прося милостыню или воруя гусей и кур при помощи наживки, насаженной на крючок с леской. Им почти не случается заблудиться. У цыган принято оставлять друг для друга указатели в виде особым образом расположенных камешков или веточек, приводящих к месту расположения табора. Поскольку никто не обращает на них внимания, эти дети, как никто, умеют собирать и доставлять сведения, полезные для племени.
По возвращении в лагерь мужчины позаботились о лошадях и занялись починкой разной утвари, а покончив с делами, разлеглись на коврах у костра. Женщины ощипали индюшек, принесенных некоторыми из детей, и побросали потроха ждущим своей доли собакам. Индюшек начинили луком и специями и начали жарить на небольшом костре, специально разведенном для готовки. Дети играли, гонялись друг за другом между шатрами или гоняли мячик палкой. Старый скрипач начал играть. Другой мужчина взял мандолину и принялся
Время шло, но никто об этом не беспокоился, никто, казалось, даже не замечал, что час уже поздний. Все терпеливо ждали, пока будет готова еда. Стоило какому-нибудь младенцу заплакать, как ему тут же давали грудь или совали кусочек хлеба, смоченный в вине или в козьем молоке, и отправляли спать. Старики клевали носом. Никто никуда не спешил: жизнь есть жизнь, ее надо прожить. Пусть играет музыка. Танцуйте. Пойте. Кто знает, что принесет следующий час? Маре эта философия казалась завораживающей.
Она не заметила возвращения принца. То ли он и в самом деле решил подкрасться к ней потихоньку, то ли она, увлекшись музыкой и танцами, перестала замечать, что творится вокруг, но только что она была одна, а в следующую минуту он оказался рядом с ней.
Никто не устроил ему торжественной встречи. Его присутствие было воспринято как должное, словно он был одним из них. Мару это удивило. Она ожидала какой-то церемонии. Возможность спросить его об этом представилась позже, когда жареные индейки были разделаны и розданы всем присутствующим. Все набросились на еду, в лагере стало тихо.
— Я сын правителя их страны, которого цыгане в знак уважения зовут своим бароном, — сказал Родерик. — И какая же, по-вашему, честь должна быть мне оказана в связи с этим?
— Я не знаю, потому что понятия не имею, кто такой цыганский барон. Это их господин?
— Цыгане всегда были свободны, никто и никогда так и не смог их подчинить. Но поскольку отец моего отца и его отец до него заботились об их предках, кормили и одевали их, давали им работу, в то же время не мешая им свободно кочевать, это племя дает нам право на титул. Правда, он мало что значит и дается просто в память о милости, оказанной в старину, о верности и преданности в обмен на эту милость.
— Но если это племя, как я полагаю, родом из вашей страны, что они делают здесь, во Франции?
Он бросил на нее непроницаемый взгляд.
— Бродяги вне закона, они кочуют, где хотят, приходят и уходят. Разве для этого нужна причина?
— Я думаю, причина в том, что вы здесь.
— Почему? Разве эта причина привела сюда вас?
С каким смертоносным коварством он попал точно в цель! Маре показалось, что его слова вонзились ей в грудь подобно рапире, но она уже немного изучила этого человека и знала, что от него можно ожидать нападения в любую минуту. Ей вдруг совершенно расхотелось есть. Наклонившись вперед, Мара положила крылышко индейки перед Демоном, лежавшим у ее ног. Демон взглянул на нее вопросительно, словно сомневаясь, что подарок предназначен ему, потом зарычал на подкрадывающегося к добыче цыганского пса и впился зубами в крылышко.