Королевские бастарды
Шрифт:
– Это моя собственная молитва, и я должна повторять ее утром и вечером, чтобы не забыть, – все-таки снизошла девочка до объяснений, но потом вдруг замерла и подозрительно спросила: – А ты знаешь латынь?
– Нет еще, – ответил Клеман.
– Все равно я не должна была тебе ее читать, – вздохнула Тильда. – Больше никогда не буду этого делать! Вот исполнится мне пятнадцать лет, и тогда я пойду к священнику..Улицу я знаю, она прямо возле храма.
– Что за улица? – спросил Клеман, слушая слова Тильды, будто
Тильда упрямо тряхнула головой, и волосы вновь упали ей на лоб.
– Я долго глядела на его дверь и отлично ее запомнила, – прошептала девочка. – Священник послушает мою молитву, поймет все, что нужно, и я стану принцессой. Только никому ни слова, ладно?
II
КЛАДБИЩЕНСКИЙ КАМНЕРЕЗ
Мальчик на миг растерялся: подумать только – «принцесса»! Но оглядев еще раз дрожащую от холода худышку в холщовой юбчонке, Клеман, человек ума живого и решительного, вдруг устыдился своей доверчивости.
– Глупости какие, – заявил он, – да старик над тобой просто-напросто посмеялся. Пошли к нам: папаша Кадэ вечно где-то шляется, а если матушка Кадэ не захочет взять тебя в дом, то мы уйдем оба.
Тильда не сводила с него внимательных глаз.
– Ты сильный, – проговорила она, – и ты мне нравишься. А эти Кадэ, они что – твои родители?
Клеман молча пожал плечами.
– Похоже, ты их не слишком любишь? – продолжала расспрашивать его девочка.
– Мать, пожалуй, люблю… немножко, – ответил паренек.
– И они тебя тоже поколачивают? – уточнила Тильда.
Клеман вспыхнул, глаза у него обиженно блеснули, он снова передернул плечами и сказал с пренебрежительной усмешкой:
– А что им еще делать? Матушка вечно болеет, а папаша бегает от полиции.
Для Клемана подобные взаимоотношения с полицией явно были более чем естественными. Но девочка смотрела на вещи по-другому. Она скорчила гримаску и проговорила:
– Знаешь, мне кажется, они – дурные люди, так что давай лучше уйдем сразу, а когда вырастем, поженимся, если захочешь.
Думаю, что и вы согласитесь: решение это было простым и мудрым. Однако тут на сцене появился новый персонаж и помешал детям немедленно начать новую жизнь.
Клеман и Тильда, крепко взявшись за руки, как раз выходили с кладбища, когда на дороге показался фиакр. Из его оконца выглядывал уже немолодой бледный человек, шея которого была обмотана вылинявшим голубым шарфом.
Этому мужчине было лет под шестьдесят, его толстые щеки обвисли, а маленькие бегающие глазки выцвели еще больше, чем голубой шарф. Сей господин зябко ежился от холода, но все-таки снял перчатку и кинул птичкам горсть хлебных крошек.
– Давай поглядим, – предложил Клеман, – как он поцелует сейчас ручку нашей двери! Папаша называет этого типа старым пустомелей!
Тильда
– Да это же господин Жафрэ, воробьиный дед, – пробормотала она. – Он-то и выставил нас из дома. Ну, теперь я пропала!
Клеман покосился на господина Жафрэ.
– Всегда можно смыться, – утешил мальчик Тильду.
Но оказалось, что не всегда. Добрейший господин Жафрэ заметил девочку и послал ей воздушный поцелуй.
– Я приехал за тобой, милочка, – заявил он и обратился к Клеману: – А вы, молодой человек, будьте любезны передать вашему почтеннейшему папеньке, что я хотел бы с ним поговорить.
Из окна второго этажа на улицу смотрела женщина с изможденным лицом.
– Доброго здравия, милейшая госпожа Кадэ, – закричал Жафрэ, не выходя из экипажа, – вы выглядите куда лучше, чем в прошлый раз. Просто расцвели, как роза! Нам-то все нипочем, а вот Моран… Бедняга, я ведь еще на прошлой неделе толковал с ним… Видели, как его хоронили? Не по первому разряду, это уж точно! А девочку мы вырастим. За добро воздастся, так ведь, госпожа Кадэ? И скажите, могу я перекинуться словом с вашим мужем?
С трудом превозмогая приступ мучительного кашля, который явно свидетельствовал о том, что больной недолго осталось жить, несчастная женщина ответила:
– Мой муж в деревне.
Добрейший Жафрэ все же счел нужным открыть дверцу и выйти из фиакра. Этот человек был закутан в три пальто, одно поверх другого, и обут в сапоги на меху.
– Ступай в дом, милочка, поболтай пока со своим приятелем, – сказал Жафрэ дрожавшей на ветру Тильде. – Скоро мы тебя оденем как следует, ты не будешь больше ни голодать, ни холодать.
Дети послушно скрылись в доме.
Внутри это строение больше походило на склад, низенькие комнатки были завалены всевозможными вещами, инструментами и материалами. На второй этаж вела винтовая лестница, чуть в стороне от нее красовалось подобие могилы с готовым надгробием. Оно было огромным и казалось еще больше из-за того, что находилось в тесном помещении.
На черном мраморе сияли золотые буквы:
Здесь покоится полковник Боццо-Корона, родившийся в 1739 году,
умерший в 1841 году,
благодетель всех бедных.
Больше века он творил добро.
Молитесь Господу,
дабы упокоил Он его душу.
Ни в доме, ни во дворе не было видно ни одного работника.
Больная, надсадно кашляя и едва держась на ногах от слабости, спускалась вниз по лестнице.
– Не беспокойтесь, я сам к вам поднимусь! – крикнул Жафрэ и устремился к госпоже Кадэ.