Королевский брак

Колтер Кара

— Ну что? — спросил Дэймон.

— Даже не знаю, — ответила Рэйчел. — Мне кажется, я должна знать это место, но не могу вспомнить. Может быть, мне просто так сильно хочется помочь?.. Нет, не помню, чтобы когда-нибудь бывала там.

— Может, в раннем детстве?

Рэйчел снова посмотрела на фотографии.

— Нет, — сказала она, — я никогда там не была. — Она неохотно отложила снимки. — Надо увести Карли с солнца. Она скоро захочет спать, и если мы ее не уложим вовремя, она нам покажет, где раки зимуют.

— Извини, Рэйчел, мне

придется оставить вас на некоторое время. У меня есть несколько дел, которые нельзя больше откладывать.

— Ох, Дэймон, надеюсь, ты не пренебрегал делами из-за нас! Мы и сами способны развлекаться.

— Такой день, как сегодня, я не мог упустить.

Рэйчел подумала, что, пока Дэймон будет занят, она просмотрит фотоальбомы и, возможно, узнает что-нибудь новое о своей семье. Последние события навели ее на мысль, что на самом деле все было совсем не так, как она до сих пор считала.

Но еще больше ее интересовало, не найдется ли в старых альбомах какая-нибудь фотография, которая поможет понять, где находится Виктория.

Они быстро собрались и пошли вверх по дорожке в скалах.

Дэймон посадил Карли себе на плечи и притворно застонал:

— О, когда же она вырастет и будет ездить на настоящей лошади!

Рэйчел смотрела, как ее муж несет на плечах ее дочь, и у нее появилось ощущение, что она уже когда-то видела эту картину. Скорее всего, она видела ее в мечтах — давным-давно, в детстве, когда верила, что мечты сбываются.

— Благодарю тебя, — сказала она ему.

— За что же? — спросил он.

— За то, что ты мой прекрасный сказочный принц.

Едва произнеся последние слова, она испугалась. Рэйчел была уже взрослой и знала, что сказки никогда не становятся былью, жизнь с матерью и отцом научила ее, что хорошее никогда не длится долго.

Дэймон неохотно оставил их, но пора было заняться делами. К приходу Филипа он успел разобрать тонну документов.

— Сэр, я просматривал счета вашей жены… — Филип не скрывал радости по поводу изменений в семейном положении Дэймона. — Счета к оплате, как вы велели. Но в одном конверте счета не оказалось. Боюсь, я вскрыл его ошибочно.

— Не огорчайтесь, Филип. Что там было?

Филип передал ему бумагу, и Дэймон быстро просмотрел ее. Затем прочитал снова, медленнее. Ему захотелось смять письмо и отправить в мусорную корзину.

Письмо пришло из издательства. Они хотели купить сказки Рэйчел и предлагали ей писать еще.

Филип улыбался.

— Разве не прекрасно, сэр?

— Замечательно, — согласился он без радости в голосе.

Филип ушел, и Дэймон вновь взглянул на письмо.

Так что же получается? Он решил спасти женщину, а, выходит, она вовсе не нуждается в спасении.

Можно сказать, он даже оскорбил ее. Вступив в брак, он как бы заявил, что жить самостоятельно она не способна.

Но из письма следовало, что это далеко не так.

Мужчина, себялюбивый и властный, заговорил в Дэймоне,

и ему снова захотелось выбросить письмо в корзину. Потому что письмо означало, что время, когда Рэйчел сможет уйти от него, наступит значительно раньше, чем он думал.

Дэймон вздохнул и потер виски, представив, как улыбается брат Раймонд: ведь это почти настоящая чистая любовь.

Ему надо было отказаться от того, что он хотел, в чем нуждался, пойти к ней и освободить ее. Дать ей крылья, показать, что верит в нее, в ее способность летать.

Он вспомнил, как выглядела Рэйчел в том великолепном черном с красным купальном костюме и шелковом саронге, скрывавшем ее прелестные ноги. Он вспомнил, как комично ковыляла Карли вдоль берега с ведерком, до половины наполненным водой.

Дэймон отложил письмо и вышел из кабинета.

Рэйчел сидела в своей комнате, и через дверь он слышал, как она плакала. Он заточил ее здесь, принуждая вести жизнь, которую она не выбирала. Согласие ее на брак с ним было продиктовано ее добротой — она хотела помочь и ему, и своей дочери.

Он проскользнул мимо спален и вошел в следующую дверь.

Детская показалась ему пустой и печальной.

Он подошел к колыбельке, прикоснулся к ней и понял, какой удивительный путь прошел за несколько дней — от убежденности, что больше никогда не захочет ребенка, до невозможности смириться с таким будущим.

Что-то дикое поднялось в нем, ему захотелось пойти к Рэйчел и соблазнить ее. Воспользоваться ее вчерашним приглашением и сделать так, что ей не захочется расторгнуть их брак. Пожалуй, это будет больше походить на похищение и плен, чем на любовь. Так обращаться с ней он не мог себе позволить.

Она когда-то сказала ему, что он жил будто в тюрьме.

И как же она права!

Ну и что он сделал? Открыл тюремную дверь и пригласил Рэйчел присоединиться к нему в его камере. Пригласил в мир, где каждое ее движение будет на виду. Где ее дочь будут фотографировать всякий раз, как ей захочется купить на улице мороженое. Где они должны будут научиться следить, под каким углом освещает их солнце, поскольку всегда найдется фотограф, который будет ждать, когда они совершат ошибку.

Он подумал о том, как хорошо все начиналось — чисто деловое соглашение двух незнакомых людей. И, возможно, с точки зрения взаимной выгоды оно было не так уж плохо продумано.

Но возникло нечто неожиданное, и все внезапно переменилось.

Возникла любовь.

Он влюбился в свою прекрасную молодую жену. Она прикоснулась к его раненому сердцу и в мгновение ока совершила чудо.

Он позволил себе представить на миг, как будет любить ее и жить рядом с ней, следуя тем обетам, которые они дали в маленькой церкви над морем.

Вместе растить детей.

Вместе работать, делая все, что в их силах, чтобы мир стал лучше. Вместе отдыхать.

Он вдруг позавидовал Лилиан и Роланду: они принадлежали одному миру, они делали свою работу вместе.