Королевский десерт
Шрифт:
В приемной директора симпатичная барышня с припухшими глазками и размазанным макияжем, явно от недавних слез, попыталась преградить ему путь. Но почему-то прикрыла стройным телом не массивную дверь с табличкой «Директор» и уточнением чуть ниже «Тришин Д.В.», а вход поскромнее, напротив. Без табличек. Боря, для отвода глаз направившись сначала к «главной» двери и таким
– Простите, вам должны были позвонить…, – закрывая дверь перед носом возмущенной секретарши, репортер повернулся в направлении стола заместителя главы концерна и онемел.
Зам, о котором Борису было уже известно – это Лобов Александр Иванович, тридцати пяти лет, женат, не судим – стоял перед ним в полуголом виде. И не просто, а с двумя гирями в руках. Увидев выпученные глаза визитера, он пробормотал что-то вроде «вот блин, задолбали», швырнул правую железяку к потолку, поймал, отправил на диванчик в углу кабинета. Повторив тот же трюк с левой, бросил: «Отвернись». Борис послушно отвернулся. Подождал пять секунд.
– Входите.
Снова повернувшись, журналист убедился: все в порядке. За столом сидел крупный, но не толстый мужик в обычном офисном «прикиде». Белоснежная рубашка, галстук. Пиджак висит на спинке стула. Руки аккуратно лежат на столешнице. Гладко выбритое лицо, короткая стрижка. Взгляд выражает гостеприимство и добродушие. А пудовых кругляшей – как не бывало.
– Вам должны были…
– Звонили, звонили. «Невские зори»?
– Нет. «Ночной кошмар». Спецкор Позоров. Борис.
– О, кошмар… Какой ужас! Вы по поводу?..
– Я по поводу предполагаемого самоубийства вашего директора.
– Не моего, а предприятия.
– Да-да. Вашего предприятия…
– Не моего. Их.
– Кого – их?
– Приставка в названии склада… извиняюсь, фирмы означает не номер. Один, два – не ищите. Три – значит «Тришин». Это – семейный торговый дом. Я – человек со стороны. Тягло.
– То есть доли в бизнесе…
– Нет. Не имею. И поэтому никакой выгоды угробить шефа у меня не было.
–
– Как будто не очень его любил? Да. То есть нет. Не любил. Но я его не убивал. И никак не способствовал. Мне здесь хорошо платят.
– А почему, как Вы думаете, он мог…
– Срезать себе купол? Не удивляйтесь, я в курсе вчерашней находки. Не знаю и знать не хочу. Мне странно, что он не пролетел прямиком к чертям.
– Погодите, но о мертвых…
– Или хорошо, или ничего? Не тот случай. И Димон – не тот человек.
– Вы считаете… считали его… нехорошим?
– Хуже. Непорядочным.
– В деловом отношении? Или личном?
– В деловом – никаким я его не считал. Он таким и был. Это все, – заместитель покойника выразительно обвел рукой вокруг себя, – Заслуга его папаши. Тот – светлая голова, железная воля. Только сердце оказалось слабовато. Он и меня взял, подучил. Я уйду – через месяц, два склад повалится. А без Димона – проживем. Еще и свободней станет, меньше дури разгребать.
– Дури? В смысле – наркотиков?
– Совсем? – собеседник показал Борису на висок, – Это – не по моей части. Если и найдется какая-то муть, то из его личной доли, без проводки по счетам. Через меня – все чисто, хоть экскаватором рой. Мне, понимаешь ли, приятно быть не только богатым, но еще и свободным.
Борис про себя автоматически досказал: «и живым».
– А «дурь» – это о чем?
– Да он же в делах полный ноль. Если не хуже! Когда батя… Это мы так Тришина-старшего называем… так вот, когда батя слег, он сунулся порулить. Полгода я разруливал. Седьмой год рулю, и все путем.
– Но не за это же его… в пекло?
– Слушай… – хозяин кабинета достал портсигар, – Куришь? Угощайся! Ничего, если на ты?
– Спасибо, я свои, – Борис прикурил от предложенного огонька, – И все-таки, насчет чертей?
– Ты его видел?
– Там? Или живого?
– Ну, там – вряд ли что-нибудь приличное. Живого?
– Нет. Только на фото.
– И как впечатление?
Конец ознакомительного фрагмента.