Королевский гамбит
Шрифт:
После этого Тоник включил телевизор и долго щёлкал пультом, перескакивая с канала на канал. Всплакнул над чувствами в бразильском сериале, посмотрел футбол и новости и наконец застрял на «диснеевских» мультяшках, которые Петухов терпеть не выносил. Впрочем, это было всё же лучше, чем если бы Тоник путался под ногами и надоедал расспросами и глупыми просьбами.
На ужин Тоник потребовал жареную рыбу и арбуз. Петухову пришлось напрячь все свои кулинарные способности, поскольку рыбу он в последний раз жарил года три назад, на природе и, что называется, «под градусом». Но, вопреки ожиданиям, получилось очень даже сносно, а арбуз оказался красным и сладким.
— Ты хотя бы заранее заказывай, чего хочешь, чтоб я потом зря не бегал, — посетовал он.
— Откуда же я могу утром знать, чего я вечером захочу? — вполне натурально удивился Тоник.
Петухов не нашёлся, что на это возразить.
Ночью Тоник слез с дивана, пробрался на запертый балкон и принялся там выть. Квартира выстудилась. Петухов проснулся в холодном поту и долго не мог сообразить, что это за звуки и что вообще происходит. Потом вспомнил, замотался в одеяло и поплёлся выяснять. Оказалось, сегодня полнолуние, а Тоник этого не переносит, поскольку страшно боится быть один. Петухов поколебался, потом всё-таки решил взять его с собой в кровать. Тоник долго возился — то устраивался под одеялом, то на одеяле, то в пододеяльнике, сворачивался на подушке, ёрзал, выпускал коготки и сопел Петухову в ухо. Ладно, хоть пахло от него не больше, чем от кошки. Кошку Петухов держал когда-то, и ощущения были в общем похожие.
Утром была катастрофа: сказался вчерашний арбуз. Проклятая зверюшка не успела вовремя проснуться, чтобы добежать до туалета, и в кровати сделался потоп. Петухов, чертыхаясь, долго елозил тряпкой, запихал испачканные простыни в стиральную машину, а Тоника — под душ, потом позвонил на работу и попросил отгул. Тоник за это время ухитрился облить из душевой воронки стены, пол и потолок, после чего пришли соседи снизу и закатили скандал по поводу затопленной ванной… В общем, забот Петухову хватило.
Он смотался до ларька, где его угораздило купить злосчастную бутылку, но вчерашнего кавказца-продавца в нём уже не было. Вместо него сидел амбал из местных — типичная рязанская рожа; на все претензии он лишь требовал предъявить чек, бутылку с пробкой не признал, Тоника послал подальше, а Петухову посоветовал сходить к психопатологу. На том и распрощались.
Робкие попытки выяснить у Тоника, куда девался Джинн, также успеха не возымели. Тот или не знал, или мастерски придуривался, что не знает. К исходу дня Петухов обнаружил, что его кошель изрядно похудел, нервы на пределе, а квартира приходит в аварийное состояние, и совсем приуныл.
«Ёксель-моксель, — думал он, — да что ж это такое! Послал же бог на мою голову… Должно же это всё когда-нибудь кончиться!»
Вечером Петухову пришлось рассказывать сказку. Он порылся в книжках и нарочно выбрал покороче, но Тоник бил ногами и требовал продолжения. Наконец он дал себя убедить, что лучше Петухов почитает ему завтра, а книжка вон какая толстая, так что беспокоиться нечего.
Ночь омрачилась ползающим по кровати Тоником, который теперь наотрез отказывался спать отдельно.
На следующее утро Тоник потребовал взять его с собой, к Петухову на работу.
Началось с того, что зазвонил телефон, и на том конце провода неприязненно поинтересовались, как там у него со здоровьем. Петухов узнал голос шефа и не на шутку перепугался. Торопливо объяснил, что — да, болел, но уже выздоровел и нынче же появится на рабочем
Пришлось уступить. Петухов упрятал Тоника в большую пластиковую сумку с ручками, наказал ему сидеть там тихо и с двадцатиминутным опозданием явился в контору.
Кондукторше соврал, что везёт подарок дочке.
— Это ж надо, какие игрушки стали делать! — восхитилась та. — Совсем как живой!
— Японцы… — пожал плечами Петухов.
А Тоник показал кондукторше язык и стал глядеть в окно.
До полудня отдел лихорадило. Все бегали к Петухову смотреть диковинную жёлтую зверушку, таскали ей яблоки, халву, бананы и булки с маслом. Просили сказать пару слов или показать чего-нибудь этакое. Трюкачествовать Тоник отказался наотрез, но говорил охотно и подарки благодарно принимал. Несмотря на свои малые размеры, Тоник оказался прожорливым до чрезвычайности; Петухов не уставал поражаться, сколько в него влезало еды.
А в полдень дверь конторы распахнулась и на пороге показался Сашка Редькин — хам, грубиян и балагур из отдела обеспечения, считавший себя записным остряком и неотразимым кавалером.
— Здорово, Надечка! — с порога закричал Редькин. — Всё цветёшь, всё хорошеешь? Здравствуй, Валюша, отлично выглядишь. Куда-куда? У, ты какая… Мариночка, привет…
Так, расточая комплименты, он добрался до стола Петухова. Тоник восседал на карандашнице, сжимая в лапках авторучку, и выводил каракули на перекидном календаре.
— Здорово, Петухов! Как жизнь? — Он протянул руку к Тонику. — Это у тебя чего? Покемон? Дай пощупать.
Тоник перепугался и укусил его за палец.
Начался переполох. Редькин бегал по комнате, забрызгал кровью стол и стену и всё время ругался. Все женщины отдела, кроме Нади, отодвинулись подальше от него и стали громко возмущаться. Петухов оправдывался и пытался запихнуть Тоника в ящик стола; Тоник упирался и верещал. Наконец разыскали бинт и пузырёк зелёнки. Редькин махал руками и орал, что Петухов совсем сдурел — таскает с собой всяких желтопузых хомяков, и порывался стукнуть Тоника линейкой. Тоник ревел благим матом. Через полчаса подвывающего Редькина на «скорой помощи» увезли в больницу, а Тонику дали половинку полосатого леденца-карандаша, и все успокоились.
Через полчаса шеф вызвал Петухова на ковёр.
— Петухов, — сказал он строго, глядя на Петухова сквозь толстые стёкла очков. — Я хочу с вами поговорить.
— Да, Вадим Сергеич, — поспешно согласился Петухов и подвигал шеей в галстуке. Ладони его мгновенно вспотели.
— Будем откровенны. — Шеф встал, обогнул широкий стол и оказался с Петуховым лицом к лицу. — Работник вы э-э… неплохой. Да, неплохой. Есть у вас некоторые привычки и э-э… излишества. Но это мелочи. Я даже думал двинуть вас вверх по служебной лестнице. Но сегодняшний ваш поступок… принести с собой на работу какую-то крысу, это, простите, уже какое-то ребячество. В чём дело?