Королевский гамбит
Шрифт:
Какого хрена я натворил?
Какого хрена я вообще вчера потащился в этот гребаный подвал?
Множество вопросов без ответов.
Я буквально балансировал на лезвии ножа, стоя на краю пропасти — и безумно хотел сделать решающий шаг. Чёрная бездна её радужек влекла и манила, безжалостно уничтожая пути к отступлению. Но титаническим усилием воли мне удалось совладать с ураганом собственных желаний — не наброситься на Аддамс, не вжать в постель её блядски совершенное тело, не трахнуть её как можно жестче… А быстро вскочить на ноги и покинуть подвал,
Моему самообладанию впору возводить памятник.
Сегодня я даже рад мучительному похмелью. Адская головная боль и тошнотворные спазмы в желудке здорово отвлекают от неутешительных мыслей об Уэнсдэй. Массируя пальцами пульсирующие виски, я тянусь к прикроватной тумбочке — в верхнем ящике хранится аспирин как раз для подобных случаев. Жаль только, воды поблизости нет. Плевать. Сейчас сойдёт даже из-под крана.
Стиснув зубы, принимаю сидячее положение — от столь резкого движения к симптомам алкогольной интоксикации добавляется ещё и головокружение — затем осторожно опускаю босые ноги на пол. Паркет настолько холодный, что хочется прижаться к нему пылающей щекой.
На ходу расстёгивая рубашку, покидаю комнату и вяло плетусь по коридору в направлении ванной. Каждый шаг отдаётся в висках новой вспышкой боли, и я уже в который раз зарекаюсь больше не притрагиваться к текиле — хотя точно знаю, что нарушу обещание через пару дней.
Добравшись до заветной цели, принимаю сразу две таблетки аспирина, запив ледяной водой прямо из-под крана. В голове против воли вспыхивают воспоминания — как вчера в этой самой ванной маленькие бледные пальчики Аддамс проворно расстёгивали пуговицы на платье, медленно обнажая алебастровую белизну кожи.
Черт.
Нельзя об этом думать, категорически нельзя.
Я должен держаться от неё подальше.
Я не должен допускать повторения вчерашнего.
Моё персональное проклятье до имени Уэнсдэй Аддамс уже успело основательно подпортить мне жизнь — и дальше будет только хуже.
Всеми силами стараясь избавиться от навязчивых обжигающих мыслей, поспешно сбрасываю одежду и забираюсь под душ — прохладная вода значительно облегчает похмелье, и спустя пятнадцать минут я уже практически чувствую себя человеком.
Наспех переодевшись в чистую одежду, спускаюсь во внутренний дворик особняка.
Но моему желанию спокойно позавтракать в одиночестве не суждено сбыться — у нас гости.
На летней террасе за небольшим круглым столиком сидит светловолосая девушка в розовом приталенном платье выше колен и изящной шляпке с широкими белыми полями.
— Доброе утро, Ксавье, — Энид приветственно машет тонкой рукой с ярко-розовым маникюром, от чего многочисленные браслеты на запястье слегка позвякивают. Насыщенно-голубые глаза взирают на меня с явным сочувствием. — Матерь Божья, что с тобой такое? Выглядишь, как будто по тебе дорожный каток проехался.
Милая и славная малышка Ниди, которая и мухи не обидит — она напоминает яркую беззаботную колибри, по нелепой иронии судьбы угодившую в гнездо стервятников.
Она абсолютно
Но жизнь жестока ко всем. Ливень льёт на святых также, как и на грешных — и двадцать лет назад её отец, занимавший в то время должность простого охранника, по воле случая получил место консильери — заслонил Винсента от шальной пули во время уличной перестрелки. Тогда жизнь Синклера буквально висела на волоске, а спустя два дня он очнулся совершенно другим человеком — уверенно шагнул в мир мафиози вместе со своей суровой решительной женой и очаровательной пятилетней дочерью.
— Похмелье, — усаживаюсь напротив Синклер и тянусь к стакану с апельсиновым соком. То, что нужно. — А ты что тут делаешь в такую рань?
— С отцом приехала, ему надо какие-то бумаги забрать, — отзывается блондинка, безмятежно улыбаясь и доставая из клатча телефон в кислотно-розовом чехле. Поправляет яркую соломинку в стакане смузи, делает несколько кадров для подписчиков в соцсети. Ничего необычного. В Инстаграме вся её жизнь. — Завязывал бы ты так пить… Ничем хорошим это не закончится.
Сама того не ведая, Ниди попадает точно в цель. Я невольно вздыхаю и отбрасываю назад влажные после душа волосы — палящее июльское солнце заставляет поморщиться. В это время года в Вегасе всегда адское пекло, мерзкий оранжевый диск висит на безоблачном лазурном небе целый день, раскаляя температуру воздуха до тридцати градусов.
— Кстати, я хотела спросить… — Энид подпирает голову рукой, обмахиваясь свободной ладонью как веером. — Это правда, что вы держите в подвале дочь Аддамсов?
— А ты откуда знаешь? — резко вскидываю голову, шокированно уставившись на блондинку. Она не должна знать таких подробностей.
— Матерь Божья, неужели правда?! — голубые глаза, густо подведённые розоватыми тенями, удивленно распахиваются. Синклер совершенно не умеет держать язык за зубами, и мгновенно разражается бурной тирадой. — А я думала, отец шутит… Вы совсем с ума сошли?! Что за варварские методы?! Так же нельзя! Это уголовное преступление!
Её эмоциональная трескотня вновь усиливает утихшую было головную боль. Я не знаю, что раздражает меня сильнее —- тот факт, что отцовский консильери так бездумно разболтал дочери о нашем плане или то, что все вокруг словно помешались на наследнице Аддамсов.
— Ниди, прекрати, — отвечаю я, не особо надеясь на успех. — Это вынужденная мера. Ничего мы ей не сделаем.
— Да вы же живого человека похитили! И ты так спокойно об этом говоришь, серьёзно?! — взвизгивает Синклер, всплеснув руками с драматизмом, достойным Оскара. — Господи, да это чудовищно… Бедняжка наверняка напугана до смерти! Я всегда знала, что твой отец чудовище, но от тебя я такого точно не ожидала! Как ты мог, Ксавье?!
— Ничего с ней не случится, — залпом опустошаю стакан с соком и наливаю ещё один, но в горле по-прежнему самая настоящая Долина Смерти. — Посидит несколько дней взаперти, пока её отец не согласится на условия сделки, а потом отпустим.