Королевский гамбит
Шрифт:
А Соколов за несколько секунд словно заново пережил предпринятую Крафтом последнюю проверку-экзамен. Она не могла изгладиться из памяти.
…Глубокой ночью Соколова вызвали к гауптману. Он пригласил его сесть поближе, достал из громоздкого сейфа топографическую карту и, аккуратно развернув ее на столе перед собой, взял карандаш.
— Двести пятьдесят шестой, — многозначительно и чуть, как показалось Соколову, насмешливо произнес он, щурясь от яркого света настольной лампы. — Настал час показать на деле преданность фюреру. Срочно, очень срочно! А теперь смотрите сюда, слушайте и запоминайте. В этом районе, — он обвел карандашом обширный лесной массив, — русские
— Есть! — Соколов поднялся.
— Вы возглавите группу в составе Левченко, Ухова и Остапенко. Вы несете ответственность за все. Взрывчатку, оружие, рацию и другие необходимые вам вещи получите немедленно на складе. Выполнив задание, возвращайтесь обратно. Радист Ухов знает, на каких волнах поддерживать с нами связь. Задача понятна?
— Да.
— Сутки на подготовку. Я буду сопровождать до места выброски. Идите.
На пригородный аэродром группу доставила комендантская машина. Надев парашюты, диверсанты выстроились под крылом “юнкерса”. Гауптман представил Соколова как старшего и скомандовал посадку. Самолет поднялся в воздух. Рокот моторов заглушал голоса, и поэтому все молчали. “Жаль, что не удалось довести дело до конца, — размышлял Соколов. — Только почувствовал уверенность в успехе и — на тебе… Неожиданность. Может быть, в этой неожиданности есть свои преимущества. Собрали группу разных людей и без предварительной подготовки в дело. Люди, боясь друг друга, на все пойдут, все выполнят… И все же я не без пользы провел время в диверсионной школе…”
— Приготовиться! — крикнул, перекрывая гул моторов, Крафт и сам распахнул в фюзеляже люк.
Из черного провала повеяло холодом. Ухов с опаской приблизился к люку, поправил на груди рацию и, зажмурив глаза, шагнул в пустоту. За ним выпрыгнул Остапенко. Левченко замешкался в дальнем отсеке, вытаскивая груз взрывчатки.
— Левченко! — окрикнул гауптман. — Поторапливайтесь, Левченко. Я назначаю вас заместителем Сарычева.
Майор выбросил из люка ящики со взрывчаткой. Махнул рукой заробевшему перед прыжком Левченко и взялся за вытяжное кольцо.
— За группу отвечаете вы, — еще раз повторил Соколову Крафт. — Запомнили указания? С богом!
— Я выполню все! — Соколов, чуть пригнувшись, покинул самолет.
Немного покружив по лесу, майор собрал группу, подсвечивая фонариком, открыл полевую сумку и… не обнаружил карты.
— Левченко, где карта?
— Что ты, — уныло промямлил тот, — карту Крафт тебе вручил.
— Да, да, — поспешно согласился Соколов, решив не говорить подчиненным о потере: “Так, пожалуй, будет лучше”.
— Нашел карту? Нашел? — спросил Левченко. — Порядок. Слушай, Сарычев, может быть… ну ее к черту, Великую Германию! Пусть Гитлер сам воюет! Давай заберемся в деревеньку поглуше и отсидимся. Как?
Остапенко и Ухов с интересом и явным одобрением прислушивались к его словам.
— Отсидеться хочешь? — грубо проговорил Соколов. — Не выйдет! Я диверсант двести пятьдесят шесть, ты — триста второй, Ухов — сотый, а Остапенко… — майор умышленно называл номера.
— Да, дела-а, — глухо выдавил Остапенко. — А если?.. — он посмотрел на Соколова тяжелым взглядом и замолчал на полуслове.
— Если — отставить! — вызывающе приказал Соколов. — Пошли! Ухов и Остапенко поочередно несут рацию! Левченко —
Боязно шагать лесом в полумраке по бездорожью. Каждый пень или корень кажутся притаившимся человеком.
Когда стало совсем светло, в кустах устроили дневку. Расположились так, чтобы сразу же при случае нападения можно было бы занять круговую оборону. Ухов, повозившись немного, настроил рацию на нужную волну и вызвал Крафта.
Гауптман поздравил Соколова с благополучным началом операции и порекомендовал действовать решительно и быстро.
— Возвращайтесь поскорее, — почему-то взволнованно приказал он. — В квадрате сорок четыре немецкие войска предупреждены о вашем возможном появлении. Пароль “Гамбург”.
Ухов свернул рацию.
“Квадрат сорок четыре, — думал майор. — Неужели я обронил карту во время прыжка?”
Пообедали галетами и пресным соевым шоколадом. Подремали до вечера, дежуря по очереди. В сумерках Соколов разбудил всех. Поеживаясь, Ухов и Остапенко упаковывали рацию. Левченко, приплясывая, закинул за спину ящик со взрывчаткой. Соколов сложил остатки провизии в рюкзак, сориентировался и повел группу на восток. Обойдя излучину какой-то речки, они углубились в лес и сразу же заметили меж стволами людей.
— Кто-то идет. И не один идет… — зашептал Левченко, распластавшись на земле. — Пар-ти-за-ны…
— Слушай, Сарычев, — низко пригнувшись, проговорил Ухов, — не вздумай сопротивляться.
— Ложись! — зло выкрикнул Соколов. — Ложись, тебе говорят! К бою!
— Не надо стрелять, Сарычев! — скулил, не переставая, Левченко. — Давай поднимем руки! Придем к партизанам и скажем, что из немецкого плена бежали. Давай, Сарыч ее…
В ответ на это Соколов спокойно вскинул пистолет и поймал на мушку ближайшую фигуру. Он еще не решался стрелять. Люди шли цепью, но слишком по-уставному. Точные интервалы, одинаково изготовленные к бою автоматы, даже ноги выбрасывались вперед, словно по команде, одновременно. “Муштра. Не люди, механизмы, — мелькнуло в голове у Соколова. — Неужели гитлеровцы?.. По времени, которое мы находились в воздухе, самолет перелетел линию фронта. Карта? Усмешка гауптмана? Неожиданное задание без подготовки. Последняя беседа со Штаубергом… А время в воздухе? Да, но самолет мог сделать круг…” Соколов выстрелил, фигура покачнулась, упала.
— Не стреляй, — крикнул, вскакивая и бросаясь на Соколова, Ухов. — Ей!..
Майор увернулся от жилистых пальцев разъяренного Ухова, привстал и рукояткой пистолета ударил радиста в висок. Ухов обмяк.
— Приведи его в себя, — приказал Соколов, полуобернувшись к Остапенко. — И не вздумай валять дурака.
Из-за коряги кто-то прокричал:
— Мы партизаны! Кто вы?
— Ответь, что военнопленные, — плаксиво ныл Левченко. — Сарычев, перейдем к ним, перейдем. Убьют ведь.
— Сдавайтесь! — опять прокричали из-за коряги. — Гарантируем жизнь и свободу. Вы русские?
— Русские, — откликнулся Соколов, — Но служим Великой Германии, — и опять выстрелил.
Странным было то, что, обладая численным превосходством, партизаны вели себя не по-русски, слишком боязливо, даже не стреляли.
— Гранаты к бою! — громко подал команду Соколов и, приподнявшись над кустами, выдернул из лимонки кольцо.
И тогда только, наконец, из сгустившейся темноты донеслись слова, которых уже с уверенностью ждал он.
— Двести пятьдесят шестой, приказываю прекратить стрельбу. Ваша группа находится в расположении частей генерала Крюгеля.