Королевский туман
Шрифт:
Да и то, еще не известно, чем бы всё закончилось, если бы тогда атлантийское правительство не было так занято европейскими делами, и если бы барейская царица не придумала «Декларацию о вооруженном нейтралитете» и не отказалась составить совместную атланто-барейскую эскадру…
— Хорошее оружие всегда кстати, — хохотнул Роуз, он и не думал смущаться такими нюансами, — главное, уметь им пользоваться. Но уж в двенадцатом-то году мы наваляли вам сами, без всяких французов, — и залихватски пристукнул каблуком, словно он сам лично участвовал в том «навалянии».
Противостоя «континентальной блокаде», атлантийский
— Кажется, мы отклонились от темы, — холодно заметил Джеймс. Ему совсем не хотелось выслушивать восторги потомственного скотопаса. — Вам нужен был именно представитель правящего рода?
— Нет, не обязательно, — Роуз опять посерьезнел и помрачнел, — понимаете, для борьбы с ними нужен человек, как бы сказать, особого духа, сознания, воли к борьбе. Иногда такой дух дается от происхождения, он как бы накапливается в крови, делает её особенной. Сила рода. Понимаете?
— Понимаю.
— Ну да, как же… В первую очередь рыцари обратили внимание именно на потомков этих династий, защищавших когда-то свой мир, — полковник становился всё мрачнее, из его голоса и черт постепенно испарялась залихватская наглость. Он вдруг необъяснимо напоминил адмирала Дишера. Да, те же ангризи, только дурно воспитанные. — Но потомки не всегда оправдывают свои имена, чаще даже наоборот. Для них имя — это просто павлиний хвост и больше ничего. Никакого долга, ни какой ответственности за свою землю и народ. Заходи, бери, кто хочешь, пей кровь…
— У них есть покровители в Компании? — резко спросил Джеймс.
— У них есть покровители много где, — так же резко ответил американец, бросив на него свирепый взгляд. — А эта Лакшми Баи оказалась совсем другого сорта, даром, что женщина. Оставшись без мужа, она не захотела просто так уступать вам свои владения.
Джеймс слушал внимательно, но в то же время слова полковника доходили до него, как сквозь вату.
Глава 33. Рената Лайтвуд
Он отлично помнил её лицо. По сути, это было единственное лицо, которое Джеймс четко запомнил в Хиндии, все остальные смазались и слились в одну дикую гримасу. Они даже когда не бунтуют, всё равно остаются дикими. Дикие повадки, дикий язык, дикие облачения. И при этом хитры как демоны, которым они поклоняются.
Лакшми Баи по хитрости оставила бы позади многих своих соплеменников-мужчин. После смерти махараджи она соблюдала траур всего тринадцать дней и, вопреки обычаям, не стала носить белое вдовье сари и обривать голову. Само собой, лишаться власти и богатства она тоже не хотела. А Компания не хотела уступать Джханси.
Несколько раз княжна встречалась с губернатором Мальборо и его секретарями. Джеймс иногда бывал на
На переговорах Лакшми уверяла, что сохранит полную лояльность атлантийской администрации, если те признают её законным регентом, при этом она держалась и говорила с атлантийскими мужчинами словно королева. Но она не могла быть хитрее их, по существу, ей нечего было предложить Компании и нечем Компании угрожать.
Если бы не восстание.
— И рыцари не ошиблись, — донеслось сквозь густые воспоминания, — она, кроме прочего, родилась в семье уважаемого брамина в Бенарисе, и от отца ей досталось как раз подходящее для нашего дела оружие.
Джеймс вдруг почувствовал, как его грудь изнутри словно сжимает что-то скользкое и холодное, какой-то ядовитый спрут.
Когда гарнизон Джханси примкнул к восстанию, бунтовщики захватили одну из главных крепостей. Атлантийцы успели укрыться во второй. В основном там оказались гражданские чиновники, мелкие торговцы из других европейских стран, их женщины и дети. Джеймс не видел отца всё время осады, он вообще почти не помнил те дни — забытье тропической лихорадки, свалившей его и леди Мальборо, заглушило всё. Что тогда с ними было и что могло бы быть, юный лорд узнал гораздо позже.
Осажденные европейцы обратились к Лакшми с просьбой о помощи. Лично генерал-губернатор Мальборо обращался. Она ответила, что «не может в должной мере влиять на восставших».
А затем кто-то из вождей джханских бунтовщиков пообещал заложникам, что им позволят уйти, если они сдадутся. Некоторые поверили этому обещанию. Но когда они вышли, их убили, по-восточному жестоко и страстно, изрубили саблями.
Герцог Мальборо был умнее. Он понимал, что больше шансов выжить, имея дело с тропической лихорадкой, чем с бунтующими дикарями. Его сыну шансов хватило, леди Мальборо — нет.
— Во время восстания она показала себя отличным воином, — серьезно продолжал американец, — она, как никто, могла бы помочь рыцарям. Но не успела. Погибла в бою. Стала для своих кем-то вроде Жанны Д’Арк.
Когда атлантийские войска, наконец, подошли к Джханси, а бунтовщики ушли в Тэли, «отважная» Лакшми сообщила колониальным властям, что готова остаться у них на службе. Но её обвинили в убийстве местных атлантийцев, что и вынудило махарани окончательно перейти на сторону повстанцев.
— Что же было дальше?
— Дальше — ничего. Ну, то есть, подавление бунта. Казни всех, кто под руку подвернется, расстрелы из пушек. Отмена компанейской администрации, переход под непосредственное управление королевой, объявление её «Императрицей Хиндии», — полковник презрительно скривился, — тоже мне, прогресс… Рыцари тогда уехали оттуда ни с чем, я тоже уехал, но потом часто туда возвращался и искал… А примерно год назад на меня вышел Ваш отец. Точнее, нас познакомил Уил.
— И он попросил Вас привезти хиндийское оружие против «демонов», — произнес Джеймс, поражаясь собственному спокойствию, даже равнодушию, — выходит, Уил знал про другие вещи?