Королевский тюльпан. Дилогия
Шрифт:
— Ничего, — ответила я. — Ничего не говорить родителям, когда вернутся, и забыть о визите настырных незнакомцев. Всегда отвечай: «Я ничего не знаю», и тогда твои ножки, ручки, серые глаза, конопатый нос и немытые уши останутся при тебе. Хочешь жить подольше — держись подальше от чужих тайн. Понял?
— Понял? — в ту же секунду произнес Нико и наш финальный вопрос прозвучал одновременно.
Для бедняги он имел эффект выстрела: парнишка упал на сухую почву, слегка дергая руками и ногами, будто проверяя, что они на месте. Убедившись, сел и принялся убеждать нас заикающимся
— Ну, всё, что я тебе сказал про пытки, это ты помнить можешь, — милостиво разрешил Нико. — Пока, до встречи.
Когда мы отдалились от Жакко, сидевшего на земле в тревожных раздумьях, Нико спросил:
— Лина, ты ведь не брала золото у ночных воров?
Я честно ответила, что соврала. Маленький принц разочарованно вздохнул, но признал, что с золотом были бы проблемы.
На участке нас уже ждали Луи и Франсуаза. Старый леший был слегка возбужден вином и каким-то недавним событием.
— Быстренько забрались под веточки и не торчите тут, как главный городской флюгер! А то мы вас уже прогнали!
Луи был столь настойчив, что мы сперва выполнили его требование и только тогда я услышала рассказ.
— На сегодня мы сдались с хорошим барышом — тебе в руки крупные почки лезут, — начал Луи и протянул Нико что-то вроде леденца в серой обертке. — Мы заглянули в «Сухую глотку», там выпили, с собой взяли. Глядь, а средь бела дня ночные птички. Они нас тоже приметили, налили по кружке, стали спрашивать. Да не как в прошлый раз — не появилась ли среди лепесточного народа девица какая-то, а про девицу с малым. Девица, мол, светловолосая, худая, не то чтобы совсем молоденькая, но молодится.
Я выслушала это комплиментное описание с безразличным лицом. Нико, аккуратно развертывавший леденец, оставил это занятие и схватил меня за руку.
— А я им и говорю: как не появлялась, у меня-то как раз и появилась.
Я умею держать удар. Вздохнула, но негромко, догадавшись по интонации лешего, что всё не так страшно.
— Прибилась к нам эта пара, говорю, — продолжал Луи, — да только девица ленивая, а парнишка при ней — ледащенький. То животом болеет, то кашляет, то на ноге нарыв проявится, уж не вечная ли язва?
Нико чуть ослабил хватку, улыбнулся. Я поняла, что вечная язва — это или серьезная болезнь, или ругательство, вроде «холера ясна».
— Стала у меня выспрашивать, где лекари живут. Я указал и велел не возвращаться, мол, еще увижу — прогоню палкой с участка. Чего лекарь сделал с ее пащенком — вылечил ногу или совсем отрезал, — нам не знамо.
— Это он им так говорил, — уточнила Франсю, погладив Нико.
— Ночные соколы выругались, да какой с нас спрос? Остались допивать, а мы быстренько на пустошь. Не к себе, к соседу, — сказал Луи, показывая на левый участок. — Ему бутылку винца, пару грошиков, он слово дал, что этим скажет, если подкатятся, будто видел у меня бабу с малым, а потом я им палкой грозил, прогонял. Теперь сидите, хоронитесь до сумерек, мне надо других соседей навестить.
Я и Нико переглянулись. После чего я вздохнула
— Ну, постращать, конечно, тоже неплохо… Лишь бы не перестращать, — заметил он. — Ладно, молоко сбежало — творогом не стало. Лин, а на самом-то деле золотишка у тебя нет?
Сказано это было столь равнодушным тоном, что я прямо-таки ощутила свербящее напряжение вопроса.
— Вы замечательные друзья, — ответила я с беззаботной улыбкой, — но если бы я сбежала с мешком золота, наверное, приглядела бы местечко, где почки покупают, а не собирают.
— Ну да, так и есть, — промычал Луи, — правда твоя, девка.
На этом мы расстались. Франсуаза сказала выйти на сбор в сумерках, мол, ты глазастая и тогда найдешь.
* * * * *
— Как ты думаешь, нас не выдадут? — тихо спросила я Нико.
Мы только что покинули пустошь и вступили в одну из темных улиц. Все равно на такую тему громко говорить не хотелось.
— Лепесточники не дают клятв, — не сразу ответил мне маленький принц, — но, скорее всего, не выдадут. Если только спасая человека, который важнее, чем ты. Ведь они взяли нас в семью.
Мы решили, что настало время снять швы. Нико уже вполне ходил, слегка прихрамывая. Правда, иногда оступался — как еще объяснить грязь у него на руке?
За моей спиной был узелок с почками — что-то собрала вечером, что-то взяла из старых запасов.
В ясную ночь с ярким местным светилом можно было обойтись без фонарей. Я без труда нашла длинную улицу, ведущую вверх. Вот здесь, возле перекрестка с пересохшим фонтаном, надо свернуть направо.
Эта улица оказалась узкой, а высокие здания заслоняли лунный свет. Но в этих кварталах еще не уснули, и не все лавки закрылись. Вот эту лавку благовоний можно было даже назвать салоном.
Я усмехнулась. В прежней жизни в дизайне парфюмерного магазина попроще доминирует пластик, если же салон считает себя элитным, то старается обойтись без пластмассы и полиэтилена — дерево, глина, мыло ручной работы, узелки джутовых веревок. Здесь было примерно так: витрина со скляночками, подсвеченная свечами, установленными среди зеркал. Интересно, здесь есть шампунь?
— Уважаемая лепесточница что-то ищет? — раздался мужской голос.
Я обернулась. Вот дурочка безухая, почему еще не поняла, что в этом чужом мире опасность может появиться в любую секунду?
Опасностью были двое мужчин в простеньких камзолах, с нашивками-факелами и алебардами. Я поняла, что это стражники — один насупленный и высокий, ростом в две алебарды, второй, красномордый пузатый колобок, в полторы. На плечах висело какое-то огнестрельное оружие — то ли короткие мушкеты, то ли длинные пистолеты с крупным дулом.
— И для чего уважаемая лепесточница гуляет в такое время в этом районе? — продолжил колобок. — Или ее регистрация позволяет гулять где угодно и когда угодно? Разрешите-ка удостовериться!