Королевский тюльпан. Дилогия
Шрифт:
— Нет, я даже не знаю его кличку, — ответил серьезно Нико. — С ним были ночные грабители, они его слушают и боятся, значит, он у них главный.
Час от часу не легче — рассказ на рассвете опасней ночного сна. Значит, второй пациент, раненный в бок, показался малому опасней, чем бандит?
— До дня Освобождения, — при этом слове на лице Нико мелькнула гримаса, будто его в зарослях хлестнула ветка, — я только слышал про Этьена зи Ома. Он из старинного благородного рода, но не ладил с моим отцом, а когда один кавалер стал мужем его жены, убил его и был арестован.
Я уже привыкла, что в этом непривычном мире детей обезболивают опием, а сами дети очень рано узнают обо всех аспектах
— Внезапно убил? — спросила я.
И вдруг ощутила, что совершенно не хотела бы ответа: «Да, увидел в темном коридоре, пронзил и убежал, надеясь, что никто не видел».
— Нет, у них была дуэль, — ответил Нико тоном знатока тонкостей, — но Этьен не успел сказать, кто его секундант, и это позволило приравнять дуэль к убийству. Был выписан королевский ордер на арест, он позволял держать в заточении без суда. Этьен обиделся на короля и стал одним из братьев Совета четырех. Он несколько раз навещал меня в приюте. Наверное, это приказал главный брат, блюститель Добродетели. Он делал вид, будто интересуется, как мы живем в дворцовых залах, но я видел — ему интересны не кровати и тарелки, а только я. Несколько раз я хотел ему шепнуть: «Госпо…», нет, «брат Этьен». Нет… — Голос малого стал тише и напряженнее, веки дрожали, казалось, он сдерживал слезы. — Я хотел сказать: «Рыцарь Этьен, вы когда-то поклялись в верности моему отцу. Вспомните клятву, заберите меня отсюда! Мне здесь плохо, меня бьет начальник приюта, мне снятся сны, что скоро всё будет еще хуже и меня посадят в башню». Но я вспоминал, что Этьен сам сидел в башне по приказу отца, и каждый раз молчал. Однажды Этьен явился за мной, вывел из приюта, помог сесть на маленького горного коня, мы скакали по берегу полноводной реки, на другом берегу цвело огромное поле тюльпанов, а за ним белел загородный замок, и я знал, что там будет безопасно. Я проснулся в слезах, но успел смыть их до того, как проснулись остальные ребята. В приюте никто не видел моих слез!
Здесь был не приют, поэтому маленький принц не смог сдержать слез. Я дала ему выплакаться, протянула лоскуток ткани, игравший роль носового платка.
— Сюда идут Луи и Франсю, — внезапно серьезно сказал Нико, мгновенно превратившись из заплаканного малыша в мудрого юного беглеца. — Мы не скажем им про Этьена — лепесточники боятся вельмож. Они могут даже нас прогнать.
Я кивнула, приготовившись к ворчанью и вопросам.
Вопросов, к счастью, оказалось больше. Луи и Франсуаза в хороших кварталах бывали нечасто. Если бывали вообще. Едва Луи начинал ругаться: «Ох, дурная башка на дурных ногах, там же на каждом перекрестке страж на страже сидит и стражем командует!», как Франсуаза его перебивала:
— А действительно там такие господские улицы есть, что цветами вялыми как соломой усыпаны, а стража смотрит, чтоб никакой чужлец их нюхать не стал?
Я отвечала правду — иногда сухие букеты висят, но на мостовой их не видно. Сама подумала: равенство равенством, а в «хороших» кварталах лица обитателей были посвежей, чем вокруг пустоши, дышать там проще.
Когда дошло до медицинского центра Головы-на-плечах, любопытство окончательно победило ворчанье. Я развеяла еще одну легенду, что чудесному доктору служат люди с пришитыми головами. Долго и подробно рассказывала про медицинские инструменты, про удивительную девицу-телореза — так назвала внучку доктора Луи.
Что же касается нашего возвращения, то почти не отошла от правды — принесли раненого разбойника, доктор, который никому не отказывает, принялся его поскорее лечить, а нас выпроводили. Даже осталось непонятным, заплатили мы за лечение или нет.
— Ну, вот что, — подвел итог Луи, — обошлось — и славно. Только ты нас
Я, разумеется, пообещала и на этом рассказ о вчерашнем дне завершился.
* * * * *
Начавшийся так неплохо день ушел у меня на сбор почек и борьбу с Нико. Насчет «легко ходить» он, конечно, по-мальчишески погорячился — скорее подпрыгивал, стараясь не касаться ногой почвы. Что, конечно же, не помешало ему ковылять за мной и помогать собирать шишки. Я снова и снова заставляла его присесть, но усидчивости хватало ненадолго. В итоге я послала его в землянку с просьбой наломать веток для костерка и постели.
Я же думала про слова Магали, предложившей сдавать шишки ей. Конечно, об этом мои ворчливые коллеги по участку не узнали. Эта девица, управлявшаяся со скальпелем как бабушка с крючком, показалась мне самой адекватной обитательницей этого мира. И есть шанс, что она знает про этот туман и как попадают сюда… И есть ли выход. Навестить ее придется точно. Правда, для этого надо организовать эксклюзивное почкохранилище. Туда я буду складывать то, что наберу сверх нормы возле самой пустоши — там кусты усыпаны почти сплошь. А Луи и Франсю стану радовать обычной нормой сбора. Мне нетрудно.
С этими мыслями и хорошим узелком почек я понемногу направилась к месту, которое можно было назвать домом.
Когда я приблизилась, Нико очищал ветви. «У него же мозоли будут», — подумала я.
При виде меня мальчишка что-то схватил и спрятал в тряпицу. Но все же в лучах закатного солнца я разглядела блеск.
Ну и задачка — разобраться с чужой тайной, да так, чтоб не обидеть малого.
Я пригляделась к сухим веткам, которые должны были стать основой нашего отопления. Некоторые, наиболее толстые, были точно срезаны. И это при том, что столовые приборы у нас отсутствовали как класс.
— Как ты ловко наломал ветки, — с чувством сказала я, показывая на несомненные срезы.
Принцев, наверное, с детства учат не лгать. Паренек вздохнул и показал мне кинжал, вынутый из груды древесных отходов.
— Откуда это? — спросила я с искренним удивлением.
Транспортировку с подземным купанием вполне можно приравнять к обыску. И такой интересный предмет я заметила бы точно.
— Выиграл у Жакко в три пальца, — смущенно ответил маленький принц, показывая подбородком куда-то в сторону. Я не сразу сообразила, что там соседняя роща, где есть свои лепесточники. — Мы играли на шишки, потом на дневной сбор. Когда он проиграл четыре дня, то отдал кинжал.
— Легко отдал? — удивленно спросила я.
— Не сразу, — улыбнулся Нико. — Но я ему сказал приютскую мудрость: проиграл и не отдал — значит, жабокрысой стал. Он подумал, что это заклятие, и теперь нож мой.
— Понятно… — протянула я, намекая паузой, что разговор не окончен.
Вообще-то, можно было догадаться, что лепесточники размножаются не шишками и не почкованием. Детишки у них есть и Нико хочется с ними общаться. Но привычка бродить по окрестностям может привести к более серьезным проблемам, чем сучок в ноге.
— Вот что, — сказала я, присев на кучу хвороста и приглашая Нико, — ты молодец. Ты хорошо играешь в три пальца, а еще очень хорошо чувствуешь опасность. Ты мне подробно рассказал про этого Этьена. Давай так: если мне будет нужно уйти с нашего участка, я обязательно тебя предупрежу. И ты предупредишь меня. Хорошо?
Маленький принц удивленно глядел на меня. Похоже, так с ним не говорили ни во дворце, ни в приюте.
— Обещай мне, что будет так, — продолжила я.
На одну секунду Нико нахмурился, а потом широко улыбнулся.