Королевский убийца
Шрифт:
Не делай этого, предупредил я его. Не входи в мое сознание, пока я не попрошу тебя быть со мной.
Оцепенение. Что это значит?
Не будь со мной, пока я не захочу этого.
Тогда как я узнаю, что ты хочешь, чтобы я был с тобой?
Я найду тебя, когда захочу.
Долгое молчание. А я найду тебя, когда захочу, предложил он. Да, это стая. Звать, когда нужна помощь, и быть всегда готовым услышать такой зов. Мы стая.
Нет! Я не это говорил. Я говорил, что ты не должен входить в мое сознание, когда я не хочу, чтобы ты там был. Я не хочу всегда делить с тобой мысли.
В этом нет никакого смысла. Я что, понюхать не
Я стоял, ошарашенный, пытаясь осознать это. Я понял, что замер, уставившись в пространство. Мальчик-слуга только что пожелал мне доброго вечера, а я не ответил.
— Добрый вечер, — спохватился я, но он уже прошел мимо. Мальчик озадаченно оглянулся проверить, не зову ли я его, но я махнул рукой. Я тряхнул головой и пошел по коридору к комнате Пейшенс. Мне придется позже обсудить это с волчонком и заставить его понять. А скоро он будет жить сам по себе, вдали от прикосновения, вдали от моего сознания. Я решил забыть об этом происшествии.
Я постучал в дверь Пейшенс, и меня впустили. Я увидел, что Лейси развернула бурную деятельность и навела в комнате что-то вроде порядка. Тут даже оказалось пустое кресло, на котором можно было сидеть. Они обе мне обрадовались. Я рассказал им о моем путешествии в Бернс, избегая всякого упоминания о Вераго. Я знал, что в конечном счете Пейшенс услышит об этом и сопоставит с моим визитом к герцогу Браунди. И тогда я заверю ее, что слухи сильно преувеличили наше столкновение. Я надеялся, что это сработает. А сейчас я принес с собой подарки. Для Лейси крошечную рыбку из слоновой кости с отверстием, чтобы ее можно было повесить на нитку бус или пришить к одежде. А для Пейшенс серебряные серьги с янтарем. И глиняный горшочек варенья из ягод грушанки, запечатанный воском.
— Грушанка? Я не люблю грушанки, — озадаченно сказала Пейшенс, когда я предложил ей варенье.
— Разве? — я тоже изобразил удивление. — Я думал, вы рассказывали, что с детства помните этот вкус и запах. Разве у вас не было дядюшки, который приносил вам грушанку?
— Нет. Я не помню такого разговора.
— Может быть, это Лейси? — честно спросил я.
— Не я, мастер. У меня в носу щиплет, когда я их пробую, хотя пахнут они хорошо.
— Ах, что ж поделаешь. Это моя ошибка. — Я отодвинул горшочек в сторону. — Как Снежинка? Не беременна? — Я говорил о белой собачке Пейшенс, которая наконец решила подойти и обнюхать меня. Я чувствовал, что ее маленькое собачье сознание озадачено запахом волчонка.
— Нет, она просто толстеет, — вмешалась Лейси, наклоняясь, чтобы почесать собаку за ухом. — Моя леди повсюду оставляет конфеты и печенье на тарелках, и Снежинка всегда до них добирается.
— Вы же знаете, что нельзя позволять ей этого. Это так вредно для ее зубов и шкуры! — упрекнул я Пейшенс, и она ответила, что знает это, но Снежинка уже слишком стара, чтобы ее воспитывать.
С этого момента беседа оживилась, и прошел еще час, прежде чем я встал, потянулся и сказал, что должен еще раз попытаться попасть к королю.
— В первый раз меня дальше порога не пустили, — заметил я, — и не стражники. Его человек, Волзед, подошел к двери, когда я постучал, и не дал мне войти. Когда я спросил, почему у дверей короля никого не было, он ответил, что стражники освобождены от этой обязанности. Он взял ее на себя, сказав, что так короля будут
— Знаешь, король нездоров, — заметила Лейси, — я слышала, что его редко видят в комнатах до полудня. Когда он выходит, он полон энергии, но к раннему вечеру снова увядает и начинает шаркать ногами и говорить неясно. Он обедает в своей комнате, и повариха сказала, что поднос возвращается таким же полным, каким был послан. Это очень грустно.
— Да, — согласился я, почти боясь услышать что-нибудь еще. Значит, о болезни короля уже говорят в замке. Это было плохо, и я должен спросить об этом Чейда. И я должен убедиться сам. Во время моей первой попытки попасть к королю я встретил только назойливого Волзеда. Он был весьма резок со мной, как будто я просто пришел поболтать, а не доложить о выполнении задания. Он вел себя так, словно король был полным инвалидом и он решил никому не позволять беспокоить его. Волзед, решил я, не очень-то хорошо был научен тому, что входит в его обязанности. Он был на редкость неприятным человеком. Стуча в дверь, я думал, много ли времени понадобится Молли, чтобы найти грушанку. Она должна понять, что это предназначалось ей. Она всегда любила вкус этих ягод, когда мы были еще детьми.
Волзед подошел к двери и приоткрыл ее, выглядывая в щелочку. Он нахмурился, обнаружив меня, раскрыл дверь пошире, но заслонил проход своим телом, как будто я мог чем-нибудь навредить королю, даже посмотрев на него. Он не поздоровался со мной, а только спросил:
— Разве ты не приходил раньше?
— Да. Приходил. Тогда вы сказали, что король Шрюд спит. Я пришел снова, чтобы сделать свой доклад. — Я старался говорить вежливо.
— Ага. Это так важно, этот твой доклад?
— Я думаю, что король сам должен решить это и отослать меня, если сочтет, что я напрасно занимаю его время. Полагаю, вы должны сказать ему, что я здесь, — я запоздало улыбнулся, пытаясь смягчить резкий тон.
— У короля почти нет сил. Я стараюсь проследить, чтобы он тратил их только там, где это необходимо. — Волзед не отходил от двери. Я обнаружил, что оцениваю его, раздумывая, не могу ли я просто оттолкнуть его плечом. Возникла бы суматоха, а если король болен, мне бы этого не хотелось. Кто-то похлопал меня по плечу, но, когда я обернулся посмотреть, сзади никого не было. Повернувшись обратно, я обнаружил между Волзедом и собой шута.
— А вы что, его врач, чтобы принимать такие решения? — Шут перехватил у меня инициативу — Вы, конечно, были бы отличным врачом. Потому что вы лечите меня одними взглядами, а ваши слова рассеивают не только ваше дыхание, но и мое. Как же прекрасно вылечен должен быть наш дорогой король, который весь день чахнет в вашем присутствии.
Шут держал покрытый салфеткой поднос. Я почувствовал запах хорошего говяжьего бульона и теплого яичного хлеба прямо из плиты. На черном с белым шутовском костюме болтались колокольчики, гирлянда остролиста украшала его шайку. Шутовской скипетр он зажал под мышкой. Снова крыса. Эта сидела на жезле, как бы готовая к прыжку. Я наблюдал за шутом, когда он вел долгие беседы со своей крысой перед большим камином или на ступенях перед троном короля.
— Убирайся, шут! Ты приходил сегодня уже два раза. Король лег в постель. Он в тебе не нуждается. — Волзед говорил непреклонно, но он был из тех, кто легко отступает. Я видел, что он относился к людям, которые не могут выдерживать взгляд бесцветных глаз шута и вздрагивают от прикосновения его белой руки.