Королевский убийца
Шрифт:
— Мой принц, вы не поедете сегодня с вашими гвардейцами?
Казалось, что я резко открыл шлюзы. Он повернулся ко мне; морщины на его лице стали глубже за эту ночь. Он выглядел изможденным.
— Нет. Я не могу. Как я могу поддерживать такое, эту охоту за нашими людьми, которые были чьими-то родственниками! А с другой стороны, есть ли у меня выбор? Спрятаться за стенами замка, когда остальные поедут мстить за оскорбление, нанесенное моей королеве? Я не смею запретить моим людям защищать мою честь, поэтому я должен вести себя так, как будто не знаю о том, что происходит при дворе. Как будто я слабоумный или трус. Об этом дне будут написаны баллады, я не сомневаюсь. Как они будут называться? «Верити кромсает безумных»?
Его голос с каждым словом становился громче, и не успел он дойти даже до половины фразы, как я подошел к двери и крепко закрыл ее. Пока он произносил свою речь, я оглядел комнату, думая, кто еще, кроме меня, мог слышать эти слова.
— Вы хоть немного спали, мой принц? — спросил я, когда он замолчал.
Он мрачно улыбнулся:
— Ну, ты знаешь, чем кончилась моя первая попытка отдохнуть. Второе пробуждение было менее… приятным. Моя леди пришла ко мне в комнату.
Я почувствовал, что мои уши начинают гореть. Что бы он ни собирался рассказать, я не хотел этого слышать. У меня не было никакого желания узнать, что произошло между ними прошлой ночью. Ссора или примирение. Я ничего не хотел об этом знать. Верити был неумолим:
— Никаких рыданий, как ты мог бы подумать. И не за утешением. Не для того, чтобы избавиться от ночных страхов или помириться со мной. Как получивший выволочку сержант, она стояла в ногах моей постели и умоляла о прощении, белая как мел и твердая как камень… — Он замолчал как будто понял, что выдает себя. — Она предвидела, что собирается толпа охотников. Она пришла ко мне посреди ночи спросить, что нам делать. У меня не нашлось для нее никакого ответа, так же как и сейчас…
— По крайней мере, она предугадала это. — Я надеялся, что он хоть немного смягчится и умерит свой гнев.
— А я нет, — сказал он мрачно, — она предвидела ход событий. И Чивэл бы предвидел. О, Чивэл знал бы, что это произойдет, с того мгновения, как она пропала, и у него был бы готов план действий, учитывающий любую случайность. А я нет. Я думал только о том, чтобы поскорее привести ее домой, и надеялся, что не слишком многие услышат об этом. Как будто это возможно! И поэтому теперь я думаю про себя, что если когда-нибудь корона действительно окажется на моей голове, это будет самое неподходящее для нее место.
Это был принц Верити, какого я никогда раньше не видел. Человек, чья вера в себя была подорвана. Я наконец понял, какой неподходящей женой была для него Кетриккен. Это была не ее вина. Она была сильной и воспитывалась, чтобы править. Верити сам часто говорил, что его не готовили стать королем. Ему нужна была женщина, которая могла бы вселить в него уверенность, что он способен быть повелителем. Женщина, которая приходила бы, рыдая, в его постель, чтобы ее приласкали и успокоили. Это дало бы ему возможность почувствовать, что он может быть настоящим королем. Строгость и сдержанность Кетриккен заставляли его сомневаться в собственных силах. Мой принц был человеком, внезапно понял я. Это не успокаивало.
— Вы должны, по крайней мере, выйти и поговорить с ними, — рискнул предложить я.
— И что сказать? Доброй охоты? Нет. Но ты иди, мальчик. Иди и смотри, и потом расскажешь мне о том, что происходит. Иди прямо сейчас. И закрой мою дверь. У меня нет желания никого видеть, пока ты не вернешься с подробным докладом.
Я повернулся и подчинился его приказу. Когда я вышел из Большого зала и направился по переходу во двор, я встретил Регала. Он редко вставал так рано и выглядел так, словно этим утром тоже поднялся не по своей воле. Его одежда и волосы были в порядке, но все мелкие нарядные детали туалета отсутствовали: ни серьги, ни тщательно сложенного шелкового платка, приколотого у горла; единственной драгоценностью было кольцо с печатью. Его волосы были расчесаны, но не надушены
— Где Верити? — зарычал он.
— Мой принц? — спросил я, как будто не понял, чего он хочет.
— Где мой брат? Эта его проклятая жена… — Он замолчал, задыхаясь от ярости. — Где мой брат обычно бывает в это время?
Я не стал лгать.
— Иногда он рано утром отправляется в свою башню. Или, возможно, он завтракает. Или в купальнях, — предположил я.
— Никчемный ублюдок! — Регал выпустил меня, развернулся и побежал в сторону башни. Я надеялся, что подъем развлечет его. И как только он скрылся из вида, я тоже бросился бежать, чтобы не терять драгоценного времени, которое я выиграл.
В то мгновение, когда я вошел во двор, причина ярости Регала стала ясна. Кетриккен стояла на сиденье в повозке, и все головы были повернуты к ней. На ней была та же одежда, что и предыдущей ночью. При дневном свете я увидел пятно крови на рукаве ее белой меховой куртки. Ее пурпурные штаны тоже были в крови. Она была в сапогах и шапке, готовая к охоте. Меч висел у нее на бедре. Страх поднимался во мне. Как она может? Я огляделся, желая понять, что она говорит. Все лица были повернуты к ней, все глаза широко раскрыты. Я пришел в мгновение полной тишины. Мужчины и женщины, казалось, задержали дыхание в ожидании ее следующих слов. Она заговорила спокойно, но толпа была настолько безмолвна, что чистый голос будущей королевы легко разносился в холодном воздухе.
— Я говорю вам, что это не охота, — серьезно продолжала Кетриккен. — Оставьте ваше веселье и хвастовство. Уберите с вашей одежды все драгоценности. Пусть ваши сердца осознают, что мы делаем.
В ее речи все еще слышался горский акцент, но я заметил, как тщательно было выбрано каждое слово, как выверена каждая фраза.
— Мы идем не на охоту, — повторила она. — Мы идем, чтобы избавить от страданий наших людей. Красные корабли украли их у нас. Они забрали сердца «перекованных» и оставили их тела, которые преследуют нас. Тем не менее те, кого мы навеки успокоим сегодня, дети Шести Герцогств. Наши родные. Мои солдаты, я прошу вас, чтобы каждая выпущенная сегодня стрела и каждый нанесенный удар убивали мгновенно. Я знаю, что вы достаточно искусны для этого. Хватит страданий. Пусть каждая смерть сегодня будет, насколько возможно, быстрой и милосердной — ради нас самих. Давайте сожмем зубы и уничтожим угрозу с такой же решимостью и сожалением, с какими мы отрубаем искалеченную руку. Потому что именно это мы делаем. Никакой мести, мои воины. Но лечение, за которым должно последовать исцеление. Теперь делайте, как я сказала.
Несколько мгновений она стояла молча и смотрела вниз, на всех нас. Как во сне, люди начали двигаться. Охотники сняли перья и банты, талисманы и драгоценности со своей одежды и отдали все это пажам. Хвастливое веселье испарилось. Она отобрала у них эту самозащиту, вынудив всех понять, что они на самом деле собираются делать. Никого это не привлекало. Люди стояли в растерянности, ожидая, что она еще скажет. Кетриккен хранила молчание и оставалась неподвижной, притягивая к себе взгляды собравшихся. Увидев, что все внимание обращено к ней, она снова заговорила.