Королевский убийца

Хобб Робин

— Шут, я не хочу слышать этого.

— У тебя был шанс отказать мне. Но трижды ты требовал тайну и теперь услышишь ее. — Он поднял свой посох, как будто обращался к совету старейшин Шести Герцогств. — Падение королевства Шести Герцогств было камнем, породившим оползень. Лишенные душ двинулись оттуда, распространяясь, как поток крови по лучшей рубашке мира. Тьма пожирает все и никогда не пресытится, пока кормится сама собой. И все из-за того, что пала династия Видящих. Таково будущее, каким оно соткано. Но подожди! Видящий? — Он склонил голову набок и уставился на меня, нахохлившись, как взъерошенная ворона. — Почему они так называют вас, Фитц? Что такое мог увидеть твой предок,

чтобы получить это имя? Сказать тебе, как это произошло? Само имя твоего рода — это будущее, которое протягивает к вам руку и называет вас тем именем, которое когда-нибудь заслужит ваш дом. Видящие. Путеводная нить, ведущая мое сердце. Будущее тянется к вам, к вашему дому, туда, где линии вашей жизни пересекаются с моей жизнью, и называет вас Видящими. Я пришел сюда, и что я обнаружил? Один Видящий, лишенный имени. Не названный ни в какой истории, прошлой или будущей. Но я увидел, как ты взял себе имя, Фитц Чивэл Видящий, и я прослежу, чтобы ты заслужил его. — Он придвинулся ко мне и схватил меня за плечи. — Мы здесь, Фитц, ты и я, чтобы изменить будущее мира. Чтобы протянуть руку и удержать на месте крошечный камешек, который может увлечь за собой огромную каменную глыбу.

— Нет. — Ужасный холод сковал меня изнутри. Я затрясся. Зубы мои начали стучать, яркие пятна света засверкали перед глазами. Припадок. Сейчас у меня будет очередной припадок. Прямо здесь, перед шутом. — Уходи! — закричал я, не в силах вынести этой мысли. — Уходи. Сейчас же! Быстро. Быстро!

Я никогда раньше не видел шута таким потрясенным. Он изумленно открыл рот, обнажив мелкие зубы и бледный язык. Еще мгновение он держал меня, потом отпустил. Я не думал о том, что он может чувствовать при моем внезапном взрыве. Я распахнул дверь, указал на нее, и он исчез. Я захлопнул ее, запер и поплелся к своей кровати, а темнота, волна за волной, накатывала на меня. Я упал на покрывало лицом вниз.

— Молли, — крикнул я, — Молли, спаси меня! — Но я знал, что она не может меня слышать, и одиноким погрузился во тьму.

Яркий свет сотен свечей, хвойные гирлянды, остролист и голые черные зимние ветки, увешанные сверкающими сахарными украшениями, радовали глаз. Перестук деревянных мечей кукольников и восхищенные восклицания детей, когда голова принца Пьебальда на самом деле отлетела от туловища и, описав широкую дугу, пронеслась над толпой. Меллоу распевает непристойную песню, а его пальцы сами по себе перебирают струны. Волна холода окатила нас, когда огромные двери распахнулись и новая группа веселящихся вошла в Большой зал, чтобы присоединиться к нам. Медленно я начал понимать, что это уже не сон, а Зимний праздник, и я благодушно брожу по залу, вежливо улыбаясь всем, но никого не видя. Я медленно моргнул. Я ничего не мог делать быстро. Я был закутан в мягкую шерсть, я плыл, как оставшийся без команды корабль в ветреный день. Замечательная сонливость охватила меня. Кто-то коснулся моей руки.

Баррич, нахмурившись, спрашивал меня о чем-то. Его голос, всегда такой глубокий, с трудом доходил до меня.

— Все хорошо, — спокойно сказал я ему, — не волнуйся, все хорошо. — Я проплыл мимо него, уносясь вместе с толпой.

Король Шрюд сидел на троне, но теперь я знал, что он сделан из бумаги. Шут сидел на ступеньках у его ног и сжимал свой крысиный скипетр, как ребенок сжимает погремушку. Вместо языка у него был меч, и когда враги короля подходили поближе, шут разрубал их на куски, охраняя бумажного человека на троне.

И тут были Верити и Кетриккен, на другом помосте, оба красивые, как кукла шута. Я увидел, что оба они сделаны из холода. Мне стало так грустно,

я никогда не смогу заполнить ни одного из них, но они оба такие ужасно пустые. Регал подошел поговорить с ними, и он был большой черной птицей. Не вороной, нет, не такой веселой, как ворона, и не вороном, в нем не было живого ума ворона, нет, несчастным стервятником, кружащимся, кружащимся и мечтающим о них как о добыче, которой можно поживиться. От него пахло падалью, и я прикрыл рукой рот и нос и отошел от них.

Я сел на каменную приступку у камина рядом с очень счастливой хихикающей девушкой в голубых юбках. Она стрекотала, как белка, и я улыбнулся ей, и скоро она прислонилась ко мне и начала петь смешную песенку про трех молочниц. Там были и другие, они сидели и стояли у очага, и они весело подпевали ей. Мы все смеялись, но я плохо понимал почему. Ее рука была теплой, она так небрежно лежала на моем бедре.

Брат, ты сошел с ума? Ты наелся рыбьих костей, тебя сжигает лихорадка?

— А?

Твое сознание затуманено. Твои мысли бескровные и больные. Ты двигаешься, как во сне.

— Я себя хорошо чувствую.

— Правда, сир? Тогда и я тоже, — улыбнулась она мне. Круглое маленькое личико, темные глаза, кудрявые волосы, торчащие из-под шляпки. Верити бы такая понравилась. Она по-товарищески поглаживала мою ногу. Чуть повыше, чем раньше.

— Фитц Чивэл! — Я медленно поднял глаза. Надо мной стояла Пейшенс. Я улыбнулся, увидев ее здесь. Она так редко выходила из своих комнат! Особенно зимой. Зима всегда была тяжелой для нее.

— Я буду так рад, когда вернется лето и мы сможем вместе гулять по саду, — сообщил я ей.

Некоторое время она молча смотрела на меня.

— У меня есть кое-что тяжелое, что мне нужно отнести наверх. Ты сделаешь это для меня?

— Конечно. — Я осторожно встал. — Мне нужно идти, — сказал я маленькой служанке, — я нужен моей маме. Мне понравилась твоя песня.

— До свидания, сир! — прочирикала она, и Лейси метнула на нее огненный взгляд. Щеки Пейшенс были очень розовыми. Я пошел за ней через зал. Мы подошли к основанию лестницы.

— Я забыл, как это делается, — сказал я ей, — и где та тяжелая вещь, которую вы просили отнести?

— Это был повод, чтобы увести тебя оттуда, прежде чем ты окончательно опозоришь себя, — прошипела она. — Что с тобой? Как ты можешь вести себя так отвратительно? Ты пьян?

Я обдумал это.

— Ночной Волк сказал, я наелся рыбьих костей. Но я себя хорошо чувствую.

Лейси и Пейшенс очень внимательно посмотрели на меня. Потом они обе взяли меня под руки и повели наверх. Пейшенс готовила чай, я беседовал с Лейси. Я рассказал ей, как сильно я люблю Молли и что я хочу жениться на ней, как только король разрешит. Она похлопала меня по плечу, пощупала мой лоб и спросила, что я ел сегодня и где. Я не мог вспомнить. Пейшенс дала мне чай. Очень скоро меня вырвало. Лейси налила мне холодной воды. Меня снова вырвало. Я сказал, что не хочу больше чая. Пейшенс и Лейси уговаривали меня. Лейси сказала, что она думает, что я буду в порядке, когда посплю. Она отвела меня назад в мою комнату.

Я проснулся без всякого четкого представления о том, что было сном, а что нет, если хоть что-то сном не было. Все мои воспоминания о вечерних событиях казались отдаленными, как будто произошли много лет назад. Все это соединялось с открытой дверью, манящим желтым светом и сквозняком, остужающим мою комнату. Я выбрался из постели, качнулся, когда волна слабости охватила меня, а потом медленно поднялся по ступенькам, непрерывно касаясь рукой холодной стены, чтобы увериться, что я не сплю. Примерно на половине пути меня встретил Чейд.