Королевский выкуп. Капкан для крестоносца
Шрифт:
Он подался глубже в тень, отбрасываемую пологом кровати, и ей нельзя было теперь разглядеть выражение его лица.
– Ладно, – сказал Энгельберт после долгой паузы, заставившей ее стиснуть кулачок так, что ногти впились в ладонь. – Задавай свои вопросы.
– Спасибо, – ответила графиня, решив про себя, что муж еще ответит за то, что вынудил ее так унизиться. Возможно, расплатой станет тот самый перстень с рубином, полученный им в дар – она обожала рубины.
– Первый вопрос таков: думаешь ли ты, что английскому королю удастся избежать поимки и благополучно добраться до Венгрии или Саксонии? – промолвила она.
– Нет, – ответил он после такой
– Вот и я тоже, – поспешно согласилась она. – А когда его поймают, что будет тогда?
– А мне-то откуда знать?
«Знать-то ты знаешь, – сказала Метильдис себе. – Просто не хочешь этого признавать». Но обращаясь к мужу, постаралась не выдать в голосе ни малейшего оттенка осуждения.
– Стоит ему оказаться во власти императора, все выплывет наружу: как ты мог захватить его в Герце и не захватил. Как думаешь, узнав про то, что ты дал Ричарду уйти, простит тебя Генрих или нет?
Вопросов на самом деле получилось три, но графиня была уверена, что супругу не до подсчетов, поскольку наверняка именно последний, третий, вопрос как раз касался сути дела и лишал графа сна.
Энгельберт молчал так долго, что Метильдис испугалась вовсе не дождаться ответа.
– Нет, – промолвил он наконец очень тихо. – Я знаю, что не простит.
Метильдис смежила веки и вознесла благодарственную молитву за то, что к мужу вернулся разум.
– Ты внял совести и дал английскому королю шанс уйти. Но теперь ты обязан защитить себя, Энгельберт. Ты исполнил свой долг христианина. Настало время исполнить долг императорского вассала. Завтра поутру пошли весточку своему брату Мейнхарду, что Ричарда Английского заметили, по слухам, в Герце. Если его где-то схватят, это будет не твоя вина. Король в руках Божьих, как и все мы.
Она затаила дыхание, ожидая возражений и отказа с его стороны. Когда их не последовало, Метильдис ощутила такое облегчение, что бессильно повалилась на подушки. У нее было такое чувство, что она находилась на волосок от страшной опасности. Нащупав его ладонь, она пожала ее.
– Ты пошлешь гонца к Мейнхарду?
– Пошлю.
Слово прозвучало едва слышно, но для нее этого было достаточно. Затем наступила тишина, и судя по тому как выравнивалось и замедлялось дыхание мужа, графиня поняла, что он погружается в сон. Ему необходим покой, подумала она, как способ обрести мир в разрываемой надвое душе. Ее тоже стало клонить в дрему. Но тут в памяти всплыло нечто важное.
– Энгельберт, а тот перстень с рубином… Где он?
– Какой такой… – пробормотал граф, зевнув. – Я вернул его назад.
И он снова провалился в сон и не слышал, как с уст его жены сорвалось шипение, похожее на звук рассекающей воздух стали.
Глава IV
Удине, Фриули
Декабрь 1192 г.
Сбежав из Герца, Ричард и его люди нашли той ночью приют в хижине углежога. Хозяин и его семейство насмерть перепугались при появлении вооруженных чужестранцев, и попытки Арна успокоить их не принесли успеха. Лишь с рассветом, когда воины ускакали прочь, бедняги вздохнули свободно. И обрадовались неожиданной удаче, потому как за оказанный против воли прием рыцари оставили щедрую сумму – столько монет им никогда даже видеть не доводилось. Смеясь и обнимаясь, домашние углежога дали обет помолиться за этих таинственных иноземцев святому Христофору, покровителю путников, чтобы он берег их на опасных горных дорогах.
Пивная
За время короткого пребывания в хижине углежога они посовещались и решили, что добираться до Венгрии теперь слишком опасно, лучше взять курс на север, в Моравию, где правил брат герцога Генриха Льва Оттокар Богемский, и где они рассчитывали найти теплый прием. Добравшись до города Удине, рыцари стороной обошли замок, не отважившись на еще одну попытку попросить охранную грамоту. Умудрившись найти стойло для лошадей, путники расположились в гостинице по соседству, а оттуда отправились искать таверну, где можно поесть и выпить. Поглощая бобы с селедкой и кислым хлебом, они пытались не вспоминать о роскошном обеде из четырех блюд, устроенном в их честь архиепископом Бернардом и графом Рафаэлем. Меньше двух недель прошло с момента отплытия из Рагузы, но это событие уже казалось им частью далекого-далекого прошлого.
Вокруг бурлила знакомая суета: слышались смех, добродушное ворчание, сбивающиеся с ног служанки разносили пиво, разливая которое ухитрялись еще и уклоняться от игривых шлепков посетителей. Не звучи тут немецкая речь, разбавляемая итальянскими диалектами, можно было бы вообразить себя сидящим в корчме или таверне в родных краях. Сами они ели молча, не желая привлекать внимание своим французским, и представляли собой угрюмый островок среди разгульного шумного моря завсегдатаев. Арн вышел в уборную, а Гийен де л’Этанг пересел и занял его место на скамье рядом с королем.
– Мне кажется, за нами следят, – тихонько сообщил он. – В углу у бочонка с элем. Тот человек в зеленом шерстяном плаще и в войлочной шапке.
Ричард немного передвинулся, чтобы рассмотреть подозрительного типа, на которого указывал Гийен. Это был мужчина лет сорока, среднего роста, с аккуратно подстриженными каштановыми волосами и бородкой, с тонким белым шрамом, пересекавшим лоб над густыми бровями и с карими глазами под припухшими веками. Одет он был хорошо – явно человек с деньгами, а меч на бедре носил так, как носят его люди, чувствующие себя голыми без оружия. Потягивая эль, он с показным безразличием разглядывал посетителей, но стоило Ричарду посмотреть в его сторону, сразу отступил глубже в тень.
– Я его сначала в конюшнях приметил, – сообщил Гийен на ухо Ричарду. – Он вошел, как раз когда мы выходили. Потом, пока мы искали гостиницу, он слонялся по рыночной площади. Теперь вот объявился здесь. Удине не Париж, но и не какая-нибудь деревня, поэтому странно, что стоит обернуться, как он тут же попадается на глаза.
Ричард согласился. Обменявшись вполголоса парой фраз с Гийеном, он дождался возвращения Арна, без спешки встал, бросил на стол несколько монет для служанок. Следуя его примеру, спутники допили пиво и поднялись со скамей, стараясь спрятать поспешность за показной беспечностью. Едва оказавшись на улице, Гийен хлопнул соседа по спине, как сделал бы прощающийся с приятелями гуляка, и исчез в примыкающем к корчме переулке. Остальные разбились на группки и разными дорогами вернулись в гостиницу.