Королевское правосудие

Куртц Кэтрин Ирен

Сайард, ничего не сказав, сжал зубы и отвернулся, и Дугал понял, что его задача куда труднее, чем ему казалось. Остальные, глядя куда угодно, только не на него, были явно рассержены на него, тяготились и стыдились его. А он не мог позволить себе тратить время на никчемные объяснения. Он должен

был постараться связаться с Келсоном, и его ужасно беспокоила судьба отца. Кроме того, он не был уверен, удастся ли ему заставить остальных выслушать его.

Нет, решил он, всех ему не убедить. Разве что только Сайарда. Старик не может верить, что он струсил — ведь Сайард служил

ему с самого его рождения.

«Сайард, я могу поговорить с тобой с глазу на глаз?» — спокойно спросил он через несколько мгновений. — «Пожалуйста.»

«Мне нечего сказать тебе, кроме того, что я могу сказать при сородичах,» — холодно ответил Сайард.

Дугал стерпел и попытался снова.

«Ты можешь потом рассказать им об этом,» — тихо сказал он. — «Сайард, пожалуйста. Ради любви, которую ты когда-то питал ко мне.»

Сайард медленно повернул голову, взгляд его был холоден и полон презрения, но, тем не менее, он поднялся и пошел следом за Дугалом к краю поляны, где щипали траву их кони. Остановившись возле серого жеребца Дугала, он, положив руку ему на холку, искоса поглядел на Дугала, скрытого полумраком.

«Ну?»

Дугал, тщательно обдумывая слова, подошел поближе и погладил шею коня. Он чувствовал, что того, чему его научили Дункан и Морган, вполне достаточно, чтобы заставить Сайарда войти в транс и узнать, что случилось на самом деле, но он был уверен, что он слишком неопытен, чтобы сделать это без физического контакта, которого Сайард, считавший, что его юный господин предал его, неи за что не допустит. Дугал был куда меньше и слабее Сайарда, чтобы меряться с ним силой, тем более, что именно Сайард научил Дугала тому, что тот мог сделать.

Но ему придется установить физический контакт, если он хочет, чтобы его слабо развитые способности хоть как-то пригодились. У него просто не было времени, чтобы все объяснить, тем более, что все его ответы вызовут еще больше вопросов. Продолжая поглаживать шелковистую шею коня, Дугал задумался, а нельзя ли использовать тело коня, разделявшего их с Сайардом, в качестве столь необходимого ему физического контакта — хотя бы для того, чтобы Сайард не сопротивлялся ему.

«Сайард, мне жаль, что я причинил тебе боль,» — тихо сказал он.

«Я уверен, что так оно и есть, Дугал, только вот думать об этом малость поздновато.»

«Может быть.» — Он начал проникать в сознание коня, протягивая свой разум по конским нервам к человеку, стоявшим по другую сторону жеребца. Конь переступил ногами и продолжил щипать траву, не заботясь более о том .что делает его хозяин. В глубине мозга Дугала возник вопрос, а не потому ли он всегда так хорошо ладил с животными, что он инстинктивно делал то, чему потом он научился.

«Сайард, я… я сейчас не могу объяснить все так, как мне хотелось бы,»

— продолжил он, — «но… существует что-то вроде волшебной связи, которой иногда могут пользоваться Дерини. Когда прошлой осенью король был в Транше, он немного научил меня пользоваться этим. Именно так епископ Дункан и передал мне свой приказ.»

Он заметил как Сайард, теребя гриву коня, недоверчиво поморщился, не ощущая, что через тело животного к нему тянутся незримые щупальца,

которые уже начали обвивать его.

«Вообще-то, удобное объяснение, сынок, только вряд ли убедительный,» — пробормотал Сайард. — «Они — король и епископ Дункан — Дерини. А ты — просто приграничник.»

«Приграничник — да,» — выдохнул Дугал, молниеносно перебрасывая руку через спину коня и хватая Сайарда за плечо, несмотря на то, что он уже начал проникать в разум Сайарда, используя коня как средство контакта. — «Но только по линии матери. Я — тоже Дерини!»

Сайард охнул, когда Дугал вошел в его разум, но, прежде чем успел вздохнуть еще раз, оказался без сознания. Когда Сайард начал безвольно оседать, скользя по шее коня, на землю, невзирая на все попытки Дугала задержать его падение, Дугал отпустил его и, присев под конем, поймал бесчувственное тело и сам опустился на траву рядом с ним.

Он надеялся, что жеребец будет смотреть, куда ставит ноги. Прежде ему лишь несколько раз доводилось контролировать чужой разум, причем под наблюдением Моргана или своего отца, так что ему отнюдь не нравилась возможность того, что на него могут наступить, пока он будет занят Сайардом.

Но его испытанный друг твердо стоял на месте всеми четырьмы копытами и только тихонько фыркнул ему в ухо прежде, чем снова заняться травой. И стоило только Дугалу начать и дать процессу идти самому по себе, как задача, стоявшая перед ним, показалась ему на удивление простой.

«Сайард, послушай меня,» — сжав голову Сайарда руками, прошептал он, сопровождая свои слова мысленными образами. — «Отец Дункан — не только мой духовный отец, но и физический. Старый Колей был моим дедом .»

Он стремительно передал образы Дункана, которому было столько же , сколько сейчас Дугалу, его сватовства к Марис, дочери Колея. Сайард знал и любил эту девушку.

Но он знал и любил и молодого Ардри МакАрдри, убитого в пьяной ссоре человеком из клана МакЛейнов; он хорошо помнил, как между этими кланами чуть было не началась кровавая междоусобица, несмотря на то, что убийца Ардри был казнен своими же сородичами — и напряженность, которая возникла, когда МакАрдри и герцог Джаред МакЛейн, отец Дункана, вернулись с войны и решили развести свои кланы подальше, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие.

Дункан и Марис стали такими же жертвами той роковой ссоры, как и Ардри и человек из клана МакЛейнов, имени которого Дугал не знал, и хорошо поняли, что после всего случившегося просить отцов разрешить им пожениться просто бесполезно.

Поэтому эта пара той же ночью тайком обвенчалась в пустой часовне, и только Господь был свидетелем этого. А когда на следующее утро Марис, вместе со своим отцом и всем кланом, покинула Кулди, надеясь когда-нибудь стать женой Дункана по более традиционным правилам, никто, даже сами Дункан и Марис, не мог и помыслить, что их краткий союз принесет свои плоды. Зимой, спустя несколько недель после того, как мать Марис родила дочь, у самой Марис родился сын, который был объявлен сыном Колея, когда тот вернулся домой, проведя зиму при дворе, а весну — в очередном военном походе, ведь Марис зимой умерла от лихорадки.