Королевства, проигранные в карты
Шрифт:
– Билли, знаешь, может быть, у меня не будет больше возможности сказать тебе это, но ты...
Когда дело касается выражения чувств, я всегда боюсь показаться чересчур банальным или, хуже того, пошлым, поэтому никогда ничего путного не получается.
– Ну-у-у, в общем, спасибо тебе, Билли, – пробормотал я.
– Ты что-то сказал? – Сквозь рев толпы он не расслышал моих благодарственных потуг.
– Я говорю, неплохой сегодня выдался денек, – проорал я.
– Да-а, если бы в жизни было побольше таких деньков, она стала бы намного интересней, – в тон мне ответил он.
На этом мы временно прервали обмен впечатлениями, потому что достигли ограждения. Толстяк осторожно сгрузил нас со стариком на землю. Я положил на колдуна два щита, которые по замыслу должны были
Итак, мы заняли позиции, укрепились и были готовы к решающей битве. Час расплаты [78] пробил, и вороны, весело кружась высоко в небе, с нетерпением ожидали момента, когда можно будет отведать кусок от праздничного пирога. Все были на местах, не хватало только команды гостей, которую с нетерпением ожидали с минуты на минуту. И пока толпа обменивалась впечатлениями, обсуждая такую неожиданную развязку первого раунда, а мы с Билли проводили передислокацию своих войск, с поля боя убрали мертвого Шрадха. После чего уже ничто не мешало продолжить этот, если можно так выразиться, народный праздник.
78
Не знаю, правда, за что.
«Шоу должно продолжаться», – как пел когда-то великий Фредди.
Я посмотрел на королевскую ложу, но до нее было слишком далеко, так что я ничего не увидел.
– Билли, – обратился я к своему боевому товарищу, чтобы хоть немного отвлечься и заполнить образававшуюся паузу, – как ты думаешь, если мы выиграем [79] , я смогу загадать желание, чтобы Фромпу отрезали его гениталии, под самый корень, непремено тупой и ржавой опасной бритвой?
– Мой юный друг, в тебе говорят самые низменные инстинкты, которые, словно пена, всплыли на поверхность души под влиянием обстоятельств. – Толстяк, словно школьный учитель, начал напыщенно читать мне лекцию о нормах поведения и морали.
79
Оптимизм, мое второе имя.
Вот никогда бы не подумал, что он способен на такое.
– Нет, конечно же, если бы нам повезло, мы бы не были настолько жестоки по отношению к Фромпу, оставив в покое его мужское достоинство. А вот за то, чтобы вздернуть его на ближайшем фонарном столбе, я проголосовал бы не задумываясь. Но, к сожалению, по правилам этого представления желание не должно касаться королевского окружения, так что придумай что-нибудь другое, пока я разберусь со стаей этих тварей.
Я оглянулся, посмотрев в ту сторону, куда указывал Билли, и увидел своих старых добрых знакомых – бешеных псов, которые в количестве приблизительно 20 – 25 голов неслись на нас с налитыми кровью глазами и пеной на оскаленных пастях – с единственной целью набить свои пустые желудки свежей человечиной.
И что самое неприятное – хозяева опять вывели животных на прогулку, забыв надеть на них намордники.
Да-а-а уж, действительно здесь было над чем призадуматься.
«Как все запущено», – подумал я с безнадежной тоской.
– Давай скажем, что продолжение этого захватывающего приключения – на следующей неделе, выключим телевизор и пойдем спать, – довольно бодро предложил внутренний голос.
– Давай, – легко согласился я, но почему-то не нашел в себе сил подняться с земли.
В который уже раз мозги начали перегреваться, давая сбои от наплыва впечатлений и переизбытка стимуляторов. И мне начало всерьез казаться, что стоит лишь сильно захотеть, и этот кошмарный сон обязательно прекратится.
Глава 10
Над трибунами повисла ничем не прерываемая и оттого еще более зловещая, осязаемо-мрачная гробовая тишина. Так
Кровожадная толпа с напряженным вниманием следила за событиями на арене, наверное, в глубине души тихо радуясь, что представление все еще в самом разгаре, а не закончилось так быстро, как могло бы.
В этот момент я ненавидел их даже больше, чем тварей, которые собирались напасть на нас. По крайней мере, собаки следовали своим животным инстинктам, и их можно было понять. А вот всех остальных я понять не мог, не хотел и даже не собирался пытаться. Все они были для меня не более чем стаей обезумевших кровососов с плохой наследственностью и дурными привычками. Они не заслуживали ничего, кроме презрения и жалости, но жалости в моем сердце уже не было. Поэтому, отбросив в сторону все лишнее, я попытался настроиться на предстоящую битву. Правда, ничего не получилось, но это уже детали...
Первая группа собак, стартовавшая немного раньше и поэтому вырвавшаяся вперед, разбилась о толстяка, как волны прибоя о берег. Он сделал несколько неуловимых движений мечами – и первые три или четыре пса, которые имели неосторожность прыгнуть на него, были мгновенно изрублены в клочья, словно птицы, попавшие под пропеллер самолета. Толпа, всколыхнувшись в едином порыве, взревела от восторга. Эти подонки, мнящие себя тонкими ценителями гладиаторских сражений, по достоинству оценили то, как Билли умеет обращаться с оружием.
Ну что ж, начало второго раунда осталось за нами, но враг был силен, хитер, безжалостен и настроен более чем решительно. Поэтому радоваться было особенно нечему.
Как я уже говорил, потеря большого количества соратников никогда не смущала этих чудовищ и уж тем более не вносила панику в их сплоченные ряды. Скорее даже наоборот, боевые потери разжигали у них еще больший азарт и желание добиться победы во что бы то ни стало, любой ценой.
Потеряв еще пару неосторожных любителей человечины, повторивших попытку предшественников с ходу расправиться с Билли, стая внезапно как по команде остановилась на безопасном расстоянии, дождалась отставших, затем перегруппировалась и только после этого, окружив нас полукольцом, приготовилась к решающему штурму. Все это выглядело очень и очень скверно. Потому что толстяк мог легко перебить нападавших, если бы, растянувшись цепочкой, псы подбегали по двое-трое за раз. А победить в битве со всеми одновременно шансов у него практически не было. Это понимали не только мы, но и, судя по всему, наши оппоненты, наделенные, к слову сказать, недюжинным интеллектом.
У нас оставалось несколько последних секунд, которые мой боевой товарищ решил использовать с наибольшей выгодой, проведя в эти краткие мгновения небольшой инструктаж. Повернувшись ко мне с безумными, налитыми кровью, как у бешеного быка, глазами и пеной у рта, он прокричал:
– Сейчас вожак завоет, после чего они кинутся на нас все сразу, выстави меч перед собой и вспарывай брюхо, когда будут прыгать.
– Понял, – проорал в ответ я. Действительно, чего тут было не понять, ведь все гениальное просто. Вот так за пять секунд я прошел курс молодого бойца, получил ценные сведения, что собакам лучше вспарывать животы, а не купировать уши или хвосты, и был допущен к боевым действиям с активным использованием холодного оружия, о котором имел представления не больше, чем о пятнах на солнце. Имея вдобавок ко всему этому в послужном списке искалеченную ногу, порванное ухо и несколько более мелких ранений, про которые в суматохе успел даже как-то позабыть. Одним словом, я тянул уже на бывалого понюхавшего пороху ветерана из какого-нибудь обязательно элитного и непременно сверхсекретного спецподразделения коммандос – в черных солнцезащитных очках, с массой нашивок за боевые ранения, вонючей сигарой во рту, полной грудью «Пурпурных сердец», медалей Конгресса и прочих не менее престижных наград. Вдобавок ко всему этому с легкостью, недоступной большинству простых смертных, оперирующему такими понятиями, как «вольно», «смирно», «лечь на пол», «отжаться сто раз», «вашу мать»...